"Джон Апдайк. Кролик успокоился (Кролик-4)" - читать интересную книгу автора

прозрачно-зелеными глазами: в нем все такое яркое, контрастное, новое -
каждая мелочь до предела наполнена собой, как обшитые атласом пухлые
сердечки, которые дарят на День святого Валентина. Его же зрение всегда
замутнено, какие очки ни нацепи - хоть для чтения, хоть для дали. Очками для
дали он пользуется только в кино или когда ведет машину по ночной дороге, на
бифокальные он ни в какую не соглашается: стоит ему побыть в очках больше
часа, как у него от дужек начинают болеть уши. И стекла вечно мутные, и на
что ни посмотришь - хоть и смотреть-то не больно охота, - все это он уже
видел-перевидел. Какая-то странная засуха сошла на мир, подернула его
белесым налетом, и он стал похож на старые репродукции, которые, даже если
их хранишь в закрытом ящике, все равно со временем обесцвечиваются.
Удивительным образом этот закон не распространяется на первый фарвей
гольф-поля, когда он примеривается, готовясь выполнить первый удар. Каждый
раз он видит эту картину словно в ее первозданной свежести. Стоя здесь, на
земляной площадке ти[23], в своих огромного размера белых туфлях для гольфа
с шипами на подошве фирмы "Фут-джой", в синих хлопчатобумажных носках,
вытаскивая из сумки за длинную, стальную, сужающуюся книзу ручку драйвер[24]
"Рысь", он снова ощущает себя необыкновенно высоким - таким, каким ощущал
себя когда-то давно, на деревянном настиле баскетбольной площадки, когда
после первых нескольких минут игры, по мере того как он набирал скорость, а
его рывки и прыжки становились все мощнее, сама площадка ужималась до
игрушечных размеров, до размеров теннисного корта, потом стола для
пинг-понга, и вот его ноги уже машинально покрывают знакомые расстояния,
вперед-назад, вперед-назад, и кольцо с нарядной юбочкой сетки ждет не
дождется, когда он положит в него мяч. Так и в гольфе - любые расстояния, а
здесь это сотни ярдов, исчезают, как по волшебству, стоит сделать всего
несколько элегантных ударов, если, конечно, тебе удалось поймать за хвост
эту внутреннюю магию игры. Тем и привлекает его гольф, что дарит ему надежду
достичь совершенства, снова и снова ощутить абсолютную невесомость и свободу
движений, и время от времени это и правда случается, случается в реальном
трехмерном пространстве, от удара к удару; но затем он вновь становится
заурядным человеком, тужится, из кожи вон лезет, чтобы случилось чудо, чтобы
одолеть заветные десять ярдов, хочет оседлать удачу, и волшебство уходит -
уходит непринужденность, что ли, чувство тайного сговора с неведомой силой,
ощущение, что ты сильнее, чем ты есть на самом деле. Но когда стоишь на ти,
это ощущение само возникает в тебе, откуда-то берется, хотя в остальное
время ты и не подозреваешь о его подспудном существовании, и ты чувствуешь,
что тебе все по плечу, все возможно - можно пройти весь круг без помарок, и
не запороть двухфутовый удар, и не увести правый локоть, и не загрести
вудом, и не перестараться с айроном[25]; вот он перед тобой - первый фарвей,
слева пальмы, справа вода, как на плоской цветной фотографии. Все, что от
тебя требуется, - сделать простой, без выкрутасов, замах и проткнуть эту
картинку точно посередине мячом, который в секунду ужимается до размеров
булавочной головки, по тончайшему туннелю устремляясь в бесконечность. Если
получится - игра твоя.
Но когда он делает пробный замах, в груди что-то екает, и по странной
ассоциации он вспоминает о Нельсоне. Парень, как заноза, засел у него в
мыслях. Он готовится ударить по мячу, и грудь сдавливает страшная тяжесть,
но у него нет терпения ждать, когда отпустит, и он бьет вкривь, слишком
много силы вкладывая в правую руку. Уходит мяч как будто прилично, но