"Милош Урбан. Семь храмов " - читать интересную книгу автора

спасался от нее на холме над Альбертовом, который не был застроен новыми
домами и сохранился в первозданном неоскверненном виде. Я искал ростки
одичавшего винограда под средневековыми стенами, спускался по безлюдной
лестнице к церквушке Девы Марии на Слупи и любовался панорамой Ветрова и
Карлова снизу, из долины.
На месте с весьма темным прошлым, где когда-то стояло распятие и
совершались страшные убийства, я срезал одинокий росток винограда,
прильнувший к готической кладке, принес к себе домой и посадил в горшок,
подперев решеткой из связанных вместе деревянных реечек. Так к моим азалиям
и тростнику добавилось растение, занявшее среди этих диковин особое место. Я
и понятия не имел, как ухаживать за дичком, чтобы он не погиб. Я наблюдал за
ним часами, пока не пришел к заключению, что вижу, как он растет. Меня
восхищало сходство этого винограда со мной. Мне было очень важно, чтобы он
выжил, и, когда я решил, что он не завянет, его жажда жизни передалась мне.
Жизнь вновь стала для меня истинным даром, желание ни за что ни про что
лишиться ее совершенно исчезло. Но чем больше я начинал ценить ее, тем
больше страдал из-за погубленных жизней. Мне было жаль не только
человеческих жизней (газет я не читал, а по службе до самой прошлой осени с
убийствами не сталкивался), но и жизней домов, этих глаз, ушей и языков
города, которые вырвала и выколола ненависть чехов к памяти. Я бродил по
улицам, чья память была ампутирована, и безмолвный ужас охватывал меня,
когда я видел новые дома, надежно гарантирующие забвение. Я принялся с
интересом выискивать все то, что осталось от каменных обитателей города,
разбитых и превращенных в строительный материал. Одни имена. "У Рыхлебу", "У
Вокачу", "Чешская корона", "У города Жатец", "У каменного стола" - ничего
этого больше нет. Нет ни "Фишпанки", ни "Медиолана". Я не нашел "Черной
псины" и домика "На гребешке". Адреса "У Жаку" больше не существует. И этих
несуществующих адресов все прибывает. "У Клемпиржу", "У Полаку", "У
Коштялу", "У Табу", "У Швику" и "У Подушку" - повсюду случились жуткие
убийства, и никто не отомстил за них, никто не покарал! "Черный дом" не
слышит, "Золотой лев" не видит, "Три гроба" молчат. Не светятся окна "У
Сливенских", "У Дворжецких", "У Шериху", "У Козлу", "В Крамцих". Не пекут
хлеб "У золотой булочки", не разливают вино "У яблочников".
А ведь там кипела жизнь, там жили люди, о которых мы не имеем права
забывать. И все-таки кто-то осмелился сровнять все это с землей и изгнать из
памяти, построив взамен дома, в которых в конце двадцатого века уже даже
никто не живет. Банковский служащий не потерпит, чтобы ты ходил у него над
головой, лучше пускай на втором этаже поселятся компьютеры. В богатых новых
домах обитают банкноты и монеты, в тех, что поскромнее - торговые стеллажи,
компьютеры и электрические чайники.
Вооруженный, одетый в форму оловянный солдатик маршировал по Новому
Городу и поминал исчезнувшие дома.

"У золотого крестика", "У золотого клина", "У золотого колеса".
"У Гуспеку", "У Крейцарку", "У четырнадцати помощников".
"У Кавку", "У Ушата" и "У цедильни".
"У Швантлу", "У Студничку", "У Красного поля".
"У Замечнику", "У Воплатеничку", "У Карабинских".
"У белого вола", "У белого оленя", "У белой розы".
"У Черного мавра".