"Сергей Юрский. Западный экспресс" - читать интересную книгу автора

коротко и неинтересно. И все время думали: кто из нас стукач? Мы быстро
поспали в отеле и ранним утром выехали на черной машине "шкода". Мы заехали
в
Страгов монастырь, где работали архивисты, и захватили веселого
старика, красивого и неряшливого. Он сказал, что его зовут профессор
Владимир Браунер. Он был уверен, что мы оба стукачи.
Мы быстро доехали до крайнего севера страны - всего километров
восемьдесят. В городе Гронов в школе возле костела мы поселились в пустующем
классе. Шесть кроватей стояли по три в ряд, а учебные столы были вынесены в
коридор. Мы будем жить совсем на виду друг у друга. Мы толком не знаем, кто
из нас стукач. Двое из троих могли подумать, что это я. И, так как я привык
доверять большинству, я тоже начинаю подумывать, что это я.
Я пошел в туалет. Он был огромен и совершенно лишен уединения.
Большой зал с кафельным полом - и никаких перегородок. Три унитаза, три
писсуара, три душа. Горячей воды не было. Голый профессор стоял под холодным
душем и брился без зеркала. Лицо его было в мыльной пене. Профессор сказал,
что он пойдет "на пиво". Он мне как будто доложил, что он собирается делать.
Он думал, видимо, что я стукач.
Я вернулся в класс. Гриша чинно сидел на кровати, положив руки на
колени. На нем были черный костюм и синий галстук. Я тоже сел на кровать и
сказал, что профессор пойдет "на пиво". И тут же понял, что вот я уже и
стукач.
Мы с Гришей Хайченко вышли из школы и очень быстро пошли в лес.
Лес был чешский - чистый, прозрачный. На полянке мы сели на пеньки и
перевели дыхание. До входа наших танков в Прагу оставалось целых двенадцать
дней.
Мы этого не знали. Мы не знали еще, что мы узнаем о нашей ошибке
- никто из нас стукачом не был. Стукачей хватало без нас. Мы были
маленькой случайностью в большой путанице.
От фестиваля в памяти осталась кипучая, творчески и сексуально
озабоченная молодежь со всего света с ее неумелыми спектаклями, местный
конкурс красоты, где я был членом жюри и с удовольствием разглядывал
красавиц, претендующих на звание "Мисс Северная
Чехия", и пиво - слишком холодное и слишком вкусное, чтобы можно было
остановиться на одном и даже на двух литрах после обеда.
Мирная летняя лесная сторона. Сюда, кажется, и газеты не доходили.
Правда, появился из Праги озабоченный председатель
Общества чешско-советской дружбы и все говорил нервно: "Где доты? Где
дзоты? Где укрепления? Какие свастики на домах? Вы видели их? Это же
провокация! Это нарочно кто-то нагнетает".
Мы гуляли с нашими замечательными подругами и переводчицами
Аленой Моравковой и Мишей Сухаржиповой, пили вино, дышали лесным
воздухом и как-то стали забывать и о Праге, и о Москве. Владимир
Браунер, наш дорогой пан профессор, политических разговоров сторонился.
Он прожил трудную и, судя по всему, лихую жизнь. Был послом в Эфиопии при
Массарике, работал в МИДе. В годы социалистического террора этот блестяще
образованный историк и полиглот просто спрятался (так я думаю) в пыльных
архивах
Страгова монастыря, чтобы там попивать и помалкивать. Теперь он
разглядывал происходящие перемены с несомненным сочувствием, но и с большой