"Глеб Иванович Успенский. Заграничный дневник провинциала" - читать интересную книгу автора

ракитова куста?.. Где лучше впечатление: там, у куста, или тут, во
французской, республиканской кутузке?.. Неужели из всей суммы этих
боровшихся за счастие человечества умов и народов не могло выйти самого
простого соображения, - что если ракитовый куст неудовлетворителен, то его
надо заменить не кварталом, не кутузкой, а чем-нибудь поудобнее -
каким-нибудь веселым храмом, а если уж храма много, то хоть сараем, что
ли, просторным и чистым, хоть таким сараем, в каком здесь, в Париже,
помещаются выставки экипажей и распродажи зонтиков... Нет! тащить в
кутузку, в фартал... удивительно как деликатно и остроумно!..
Разогорченный этой аляповатой сценой (читатель, конечно, уж успел
совершенно основательно объяснить себе причину такой чрезмерной
раздражительности пишущего эти строки исключительно только скукой и
бесцельным, а потому расстраивающим нервы скитанием по надоевшему Парижу),
- разогорченный этой сценой, я уж не мог оторвать своей мысли от ропота на
скудость результатов борьбы за человека, на ничтожность добытых этою
борьбою плодов, и стало мне казаться, что человечество непременно должно
же, наконец, заступиться за себя, обуздать эту цивилизацию, заставить ее
держаться прилично и вообще образумить ее. На что это похоже: в Жомоне
Французекая республика отнимет у меня сто штук сигар, - отнимает и не
отдает. Мало того: роется в моих карманах, щупает бока, - есть ли тут хоть
крупица здравого смысла? Я еду в эту республику жить, стало быть, буду
пить, есть, курить; я везу ей, этой республике, доход, самый чистый; она
будет тянуть с меня за эти мостовые, за эти деревца на улице, за спички,
за табак, за железную дорогу, за омнибус, - словом, будет получать доход с
каждого моего шага и, вместо того чтобы сказать мне спасибо, хватает за
карман: "Отдай!"
Загораживает (буквально ведь) дорогу обеими руками какого-то солдата:
отдай ей, республике, мои сигары! На, матушка, подавись моим добром,
s'"il" v"ous" р"lаit"! [Пожалуйста (франц.).] Эта удивительная цивилизация
сумела так зарекомендовать человека перед человеком, что... подите-ка вот,
например, попроситесь ночевать к вашему соседу, - часа этак в два ночи, -
пустит ли он вас? Нет, не пустит; он боится, что его "ограбят"...
Подите-ка потом, попробуйте просто на улице провести ночь (так как никто
не пустит, если пе заплатить), - позволят ли сделать это? Нет, сгонят с
мостовой, сгонят с тротуара, с тротуарной скамейки... да и скамейки-то на
улицах тоже только в одном Париже; на всем земном шаре только здесь, -
слава тебе, господи, - додумались, что если человек устал (и очень можно
устать от благодеяний этой цивилизации), - так надо ему где-нибудь сесть и
отдохнуть... Кроме Парижа - нигде этого нет.
Сел - сгонят; стал - "чего стоишь?"
- Меня, друг ты мой любезный, - рассказывал мне извозчик, - один
городовой, так веришь ли, как есть из всей улицы выбил...
- Как так из всей?
- Так вот и вышиб вон из всей улицы. Стану так - "пошел прочь"...
Перееду на угол - "чего стоишь?" Подвинусь подальше - нагонит, - "ишь
нашел место!" Вышибает вон - да и на поди... Бился, бился я, - так из всей
Покровки и вышиб, как есть начисто вылущил из всей улицы!..
Да то ли еще придумано: ни с того ни с сего вдруг запрут целое море, и
если, наконец, пустят какой-нибудь пароходишко, так не иначе, как после
страшной драки, притом денег изведут - тьмы тем, людей перебьют - видимо,