"Сергей Устинов. Можете на меня положиться " - читать интересную книгу авторачто так сложилось. Мы помним, что в таком месте, как газета, где все время
что-нибудь случается, дружба с начальством есть постоянное ее испытание. А нам всяких испытаний хватает и без этого. Вообще же, Глеб - мужик добрый, очень работящий, вот разве только излишне суетливый. - Наконец-то! - закричал он так, будто тут, в коридоре, ждал меня с раннего утра. - Зайди. Ты мне нужен. И помчался в свой кабинет. Здесь мы расселись: я - в мягкое низкое кресло у журнального столика, он - на вертящийся стул за своим рабочим столом, заваленным бумагами, и Глеб сразу стал вертеться туда и сюда, перебирая эти бумаги. - Сейчас... - бормотал он. - Сейчас... Зачем-то ты был мне нужен. Я терпеливо ждал. У ответсека в нашей суматошной конторе - адская работа. Он планирует номера, дает задания отделам, читает, на ходу правя, все материалы, засылает их в наборный цех, размечает гонорар, делает еще тысячу разных мелких, но необходимых дел и по каждому из них встречается, беседует, ругается с массой людей, так или иначе причастных к этому ежедневному фокусу - выпуску газеты. Так что, если он хотя бы помнит, что я ему нужен, уже удача. Наконец Глеб протянул мне конверт: - На, читай. Очередная "телега" на тебя. У меня упало сердце. Сколько лет работаю в газете, а все не могу привыкнуть к "телегам". Да наверное, никогда и не смогу. При этом слове сердце у меня каждый раз вот так же ухает, а в животе появляется неприятное чувство: то ли холода, то ли родственников, друзей, представителей общественности, целые, как выражается Завражный, "телегации". Причем пишут и приходят почти всегда, а не только, если корреспондент действительно что-то перепутал. Но в то мгновение, когда вытаскиваешь письмо из конверта, от этого не легче. С первых строк я понял, что пишут по поводу моего последнего судебного очерка. Я провозился с ним больше месяца. А история такая. Восьмого марта в общежитии электротехнического техникума два третьекурсника желали выпить за женский день непременно в женском обществе. Но ни в одной из комнат, где жили девушки, взаимопонимания не встретили: оба в этот день уже немало выпили в мужской компании. Наконец они попросту принялись ломать дверь - в разных объяснительных и докладных это будет называться потом шалостью. На шум вышел в коридор первокурсник, здоровенный парень из сельской местности. Он просто взял "шалунов", вывернул им руки, отвел к выходу на лестницу и легонько пнул под зад. Вокруг вопроса о правомерности его действий развернутся впоследствии такие дебаты, что не столь уж значительным представится то, что было через полчаса. "Шалуны" вернулись, прихватив с собой троих тоже очень шаловливо настроенных приятелей. Один из них вызвал первокурсника на лестницу, там на него набросились и здорово измолотили: разбили в кровь губы, вышибли зуб, подбили глаз, насажали синяков и кровоподтеков на ребрах. История грязненькая. Но сама но себе она бы меня еще не заинтересовала, таких историй в любом суде навалом. Интересно мне стало, когда я узнал, что было на следующий день. А на следующий день в общежитии было собрание. |
|
|