"Николай Васильевич Устрялов. Германский национал-социализм " - читать интересную книгу автора

масс. Власть покоится на трех китах: популярность, сила, традиция. Революция
развеяла по ветру всю триаду, - значит, надо начинать сначала. Нужно начать
с популярности, затем вернуть силу и установить или восстановить традицию.
Чтобы завоевать популярность, требуется populus, масса, толпа. Толпу нужно
уметь покорить, заворожить. Для этого необходима смелость,
самоотверженность, способность к жертве: "история - не для пролаз, а для
героев".
Национал-социализм широко использовал организационно-тактические
наставления своего вождя. Бесчисленные свои митинги он умеет проводить в
тонах высокой театральности, разрабатывая технику успеха с тонким расчетом и
серьезнейшей заботливостью. Каждое собрание должно быть талантливой
антрепризой. Слова, летящие с кафедры, должны находить дополнение в
обстановке митинга, в игре огней, в грохоте микрофонов, в зрительных и
слуховых впечатлениях: здесь веселящий плакат, там бьющий по нервам лозунг,
хватают за душу звуки патриотической песни, тешат взгляд смешные чучела
врагов - француза, банкира, еврея. Аудитория покорена, накалена, опьянена.
Много раз описывалось, какою помпою обставляются выступления самого Гитлера:
военные оркестры, взводы знаменосцев, парады ударных отрядов, выступление
конвоя личных телохранителей, - и, наконец, явление вождя. Так создается то,
что называют "медиумичностью" Гитлера. Сам он обозначает все это -
"демагогией большого стиля". Эффект получается сокрушительный: масса
воспринимает вождя, как мессию.
Нередко митинги устраиваются в полутемном помещении, и лишь лицо оратора
освещается рефлекторами: "Гитлер как бы чувствует, - острят его противники,
- что свои идеи он может сбыть только в полумраке, как сбывают краденые
вещи". Создается атмосфера массовой экзальтации, ораторы производят
впечатление одержимых. Психиатр проф. Грубер так характеризует выступления
Геббельса[8], Гросса, и др.: "выражение лица человека безумно возбужденного,
лицевые мускулы судорожно подергиваются, движения напоминают эпилептика".
Агитационный словарь соответствует жестам. Ораторы масс должны иметь
мужество быть зачастую плоскими и банальными. Ибо главное - не содержание
митинговых речей, а впечатление ими производимое.
При таких условиях, можно представить себе, как выглядел Берлин вечером
и ночью 30 января нынешнего года[9], когда распаленная улица фашизма
приветствовала своего героя канцлером! "Кажется, мы вернулись к великим
августовским дням 1914 года!" - говорили в толпе... Великие дни 14 года! Что
было за ними, каков был их вечер в ноябре 1918, - об этом умалчивается,
вернее, это решительно забылось: коротка уличная память. И хмелен дурман
демагогии.
Но массовое действие возможно не только на улицах. В парламентах - та же
тактика оглушения, тот же социальный эпатаж. В рейхстаге гитлеровцы требуют
закона о смертной казни для всякого немца, признающего ответственность
Германии за мировую войну. Парламентская трибуна - наиболее высокая из
митинговых кафедр, и только. Гитлер научился у Ленина оценке парламентской
работы: парламентами можно пользоваться для своих целей, но нельзя принимать
их всерьез. Национал-социалисты - не парламентская, а массовая партия. "Наше
движение антипарламентарно и наше участие в парламентских учреждениях имеет
целью их разрушение", - заявляет Гитлер в Mein Kampf.[10]
Но как удалось этому движению стать поветрием, увлечь массы, овладеть
государственной властью?