"Дарья Усвятова. Казачий спас " - читать интересную книгу автора

Что в дар не пригодится, продадут тому же Шамилю. Михейко взял пегого ишака,
оделся горцем - воловьи чувяки щетиной наверх, трепаная, вся в заплатах,
черкеска, мохнатая папаха, скрывающая лицо до самых усов. Бороду хной
выкрасил, щеки топленым салом смазал, пылью дорожной "припудрился". Едет
горной тропой на пегом ишаке - натуральный чеченец, по своим делам в
соседний аул направляющийся. Доехал Михейко до аула Асланова, ишака у духана
привязал, внутрь вошел, уселся в кривой горской позе на плетеный коврик. Тут
же услужливый хозяин чаю поднес, какой путники с дороги всегда пьют. А чай у
горцев готовится так: плитку зеленого чая (раньше чай был только зеленый,
его плитками продавали) раскрошат, воды нальют, добавят молока козьего,
соли, жареной муки и бараньего жира. Варят все это до загустения, потом
горячим в пиалы разливают. Пить невкусно, зато питательно и силы
восстанавливает. Михейко это питье прихлебывает, сам с хозяином на местном
наречии разговор ведет: так, дескать, и так, слышал, у Аслана свадьба скоро,
не надо ли кому кинжал серебряный, позолотой украшенный - от отца остался, а
семья нынче бедствует - война, вот, решил выручить хоть мешок муки. Чеченцы
слушают, усмехаются: знаем, как ты кинжал свой получил - русского офицерика
из тех неосторожных франтов, что на Кавказ из столиц за наградами едут,
подкараулил и зарезал, кинжал и прочие ценности с тела снял, а теплый еще
труп бросил в горную речку. Михейко руку за пазуху сунул, достал в тряпку
завернутый кинжал, горцы глянули - так и есть: оружие никудышнее, сталь
третьесортная, даром что ножны серебром с позолотой отделаны. Сразу видно,
владел им не воин-мужчина, а любитель красивостей. Горец такой кинжал разве
что на стенку для украшения повесит, им не то человека - курицу зарезать
нельзя. Посмеялись, сторговались - полмешка муки кукурузной дали за него
Михейку да торбу ишачью овсом засыпали. Запили сделку кислым вином,
покупатель Михейку тут же и ночлег предложил. До сумерек прадед по аулу
ходил, смотрел, выслушивал - так и есть, замышляют горцы набег, и серьезный:
лошадей не кормят, то и дело водят купать, а потом гоняют под попонами через
аул туда-обратно. Прямо на улицах мужчины ружья прочищают, ножи и сабли
точат. Вечером новый кунак гостю за угощением выгодное дельце предложил:
через одну ночь на следующую собираются мужчины в русский лагерь за оружием.
Едет в Тифлис обоз богатый, послезавтра к вечеру станет на ночлег за
переправой. Если идти с ними согласен, Михейка в долю возьмут, там добычи
много будет! Ружья, шашки и кинжалы - не чета купленному позолоченному. Те
кинжалы самому Шамилю продать не стыдно будет! У Михейка глаза загорелись,
головой покачал, языком поцокал, красную бороду пригладил, и - отказался:
дома жена наследника ждет, вот-вот родит, с утра в обратный путь надо.
Хозяин ухмыльнулся: а гость-то трусоват оказался, сразу видно - не боец, раз
на пегом ишаке передвигается. Утром, едва начало сереть, Михейко ишака
запряг и поспешил обратно в лагерь.
Самчон замолчал, откашлялся и разлил по второй.
- Любо! - гаркнул старик.
Выпив, продолжил:
- К условленной ночи казаки хорошо подготовились: залегли по берегу по
двое-трое, в овражках засаду устроили, конные по обоим берегам в лесу
придорожном укрылись. Ночь пришла, расплескала черные тени по низинам и
логам, пустынно на дороге, молчит уснувшее укрепление. Но тишина с пустотой
обманчивы: спрятаны в тени характерники, с ночью слившиеся, и не спит в
лагере ни единая душа. Ружья заряжены, факелы готовы зажечься в любую