"Юрий Усыченко. Когда город спит " - читать интересную книгу автора

оторвавшуюся подошву своего тяжелого армейского ботинка. Ее требовалось
прикрутить проволокой. Подходящий кусок Умангалиев припас, но заниматься
починкой у него не было ни сил, ни желания.
- Плохо, - сказал Умангалиев, не обращаясь ни к кому. - Очень плохо.
Все тут пропадать будем.
Дынник не ответил. Он лежал, прислушиваясь к боли в уставшем теле.
Издалека донесся зудящий голос моторов. Шли "юнкерсы". Через пять-десять
минут они будут здесь, и тогда снова обрушится смерть на измученных людей.
- Пускай! - вдруг закричал Умангалиев. - Я убил двенадцать фашист. Пока
пропаду - убью еще двенадцать. Человек пропадет, колхоз не пропадет, рота не
пропадет, страна не пропадет. У меня три брата, у тебя три брата, у него три
брата - каждый убьет по двенадцать фашист. Мы не пропадем... Нет! - с
веселым вызовом он посмотрел на небо, где нарастал, близился самолетный гул.
Гнев прогнал усталость. Умангалиев быстрым движением снял ботинок,
ловко прикрутил оторвавшуюся подошву.
- Вставай, друг, - обратился он к Дыннику, - плохо думать не надо,
хорошо думать надо.
Дынник отмахнулся. "Умангалиеву все равно, он не видел и не увидит на
веку ничего, кроме овец, - думал Дынник. - Он не знает того, что знаю я, и
не может так дорожить жизнью. Нужно что-то делать. Никто ведь не позаботится
обо мне. Я сам должен о себе позаботиться".
Пришедшая однажды мысль "позаботиться о себе" больше не оставляла
Дынника.
Собирая хворост для костра, Дынник нашел гитлеровскую листовку и
украдкой прочитал. Составленный с деловой сухостью пропуск через фронт
гарантировал предъявителю полную личную неприкосновенность со стороны
германских войск. Верховное командование обязывалось содержать бойца или
командира, имеющего пропуск, до конца войны в лагере для военнопленных, где
режим установлен в соответствии с международными конвенциями.
Дынник снова и снова читал листовку.
"Кто спорит, там не курорт, но ничто не угрожает. Они культурные люди
и, конечно, строго соблюдают законы ведения войны".
Лагерь для военнопленных представлялся желанным местом. На улице воет
пурга, а в большом, чисто выбеленном бараке ярко раскалена чугунная печка.
Вокруг нее собираются бывшие товарищи по оружию, беседуют, гадают, скоро ли
кончится война. Чем она кончится - сомнений нет. Достаточно посмотреть на
вереницы машин, идущих по русским дорогам, армады воздушных кораблей в
русском небе, пожары русских городов и сел. Ну и пусть! Инженеры-экономисты
нужны всякому строю. Он, как и раньше, будет служить на заводе, получать
жалованье, по воскресеньям ездить за город.
Дынник спрятал листовку на груди под гимнастеркой и ночью отстал от
полка, укрывшись в глухом лесном овраге. Когда гул сражения передвинулся
далеко на восток, дезертир вылез из своего убежища. Вокруг было тихо.
Рассвет был пасмурный, серый, туманный, предвещая хмурый, дождливый день. По
блестящей коре деревьев стекали струйки воды. Они двигались сначала
поодиночке, медленно, неторопливо, ниже соединялись с другими, превращались
в маленький извилистый ручеек, который падал с веток на землю, глухо стучал
о пожухлые листья. Над деревьями, цепляясь за верхушки, проходили белесые
полосы тумана.
Винтовку и патроны Дынник оставил на дне оврага. Красноармейскую