"Юрий Усыченко. Когда город спит " - читать интересную книгу авторабродили по большому парку. Из освещенного яркими огнями центра его
непрерывно лилась музыка: то задорная полька, то грустный вальс, то торжественный гавот. Потом духовой оркестр смолк. Его сменило радио - передавали концерт из Москвы. Скрипки и флейты вторили теплому женскому голосу, сливаясь с ним. Песня была привольной, широкой, протяжной. Слышалась в ней мирная прелесть блещущей утренней росой березовой рощи, безудержный степной разгул, звенящая стужа русской зимы. Все оттенки песни - от щемяще-печальных до неудержимо веселых - находили отклик в душе Бурлаки, и юноша невольно подумал: до сих пор он по-настоящему не понимал и не любил музыку. Расставались у подъезда Асиного дома. Уличный фонарь покачивался от налетавшего с моря ветра, и по лицу девушки пробегали густые шаловливые тени. Глаза Аси радостно поблескивали в перемежающейся игре света и теней, и Бурлака никак не мог собраться с силами, чтобы пожелать Асе спокойной ночи. Они стояли долго-долго. Вокруг не было ничего: ни огромного, вечно бодрствующего города, ни троллейбусов, которые, гудя, мчались по мостовой, ни слепящих своими фарами автомобилей, ни прохожих, с добродушно-понимающей улыбкой оглядывавшихся на них. Все сегодня исчезло в этом мире для Бурлаки, осталось лишь бесконечно дорогое лицо подруги с играющими на нем бликами света и тени. Со вздохом, который она не могла и не хотела скрыть, девушка еще раз пожала Бурлаке руку вошла в подъезд. Бурлака остался на месте, вслушиваясь в дробное постукивание каблучков ее туфель о каменные ступени. Скоро на втором этаже гулко хлопнула дверь: Ася вошла в квартиру. Бурлака глянул на часы. До одиннадцати, когда он должен явиться с садиться незачем, можно итти пешком. Ему хотелось побыть в одиночестве... Марченко принял Бурлаку, как всегда, точно в назначенный срок. Георгий Николаевич был озабочен. - Усилили охрану бюро? - Так точно, товарищ капитан первого ранга. - Регулярно наведывайтесь туда ночью. Лишняя проверка не мешает... А в общем, - Марченко сердито отбросил карандаш, - очень плохо. Что такое? - встревожился Бурлака. - Командование запрашивает, как поставлена охрана "Надежного", требует усилить бдительность. Вы понимаете, что такой приказ зря не дается. Значит, у командования есть важные причины, о которых мы можем не знать. Дальше. Если преступники попытаются проникнуть в бюро, их неминуемо задержат. Но пока никто не пытался туда проникнуть. Приняты все меры для охраны Борисова. Однако ему пока ничто не угрожает. Одним словом, тишь и гладь. Ничего, понимаете, ничего подозрительного! Ни одного факта, от которого можно оттолкнуться. А о чем это говорит? - Марченко взглянул на лейтенанта и, не дожидаясь ответа, закончил: - Враги спрятались глубоко и надежно. Готовятся выступить в тот момент, когда мы меньше всего ожидаем. Вот почему мне так не нравится эта тишина. - Да, неизвестность хуже всего. Вот на фронте по-другому - порядок, - вставил Бурлака.. - Подозреваю я одного, - рассуждал сам с собой Марченко. - Н-да... Попробую-ка поймать его на удочку. Вдруг удастся. Завтра к девяти утра - ко мне. Скажу, что надо делать дальше. Можете итти. |
|
|