"Леонид Утесов. Спасибо, сердце!" - читать интересную книгу автора

Кто сказал, что конвейер изобрел в Америке Форд? Неправда. Конвейер
изобрел в Одессе Столярский. Конвейер талантов.
Конечно, и до Столярского Одесса выпускала таланты. Но то была
кустарщина, а Столярский поставил это все на широкую ногу. Он, как никто,
понимал детскую душу, умел ее настроить на музыкальный лад и вести к
вершинам скрипичного мастерства, которым сам владел не очень искусно.
Человек невысокой культуры, он нес в себе большое сердце художника.
Существует много анекдотов о Столярском. Большинство из них о том, как он
смешно говорил. Но даже сквозь все эти анекдотические нелепости
проглядывает настоящий Человек. Ему Одесса обязана славой своих скрипачей.
Мой папа не мечтал сделать меня великим музыкантом. А я в три года еще
не знал, что есть такая профессия - скрипач. Просто однажды я заметил, что
на нашей лестничной площадке живет человек, который все время играет на
скрипке. Гершберг был, наверно, хорошим скрипачом. Но вопросы престижа меня
тогда не занимали. Главное, что он играл. А я плашмя ложился у его дверей,
прикладывал ухо к нижней щели и упивался. Видя меня часто в этом положении,
все догадывались, что я люблю музыку. Несколько позже я и сам догадался,
что у меня к ней просто болезненная любовь.
Но я не только полюбил ее с трех лет - года через два я начал
зарабатывать ею деньги...
У наших соседей был фонограф с круглыми валиками. На одном из валиков
была записана ария Ленского. Я услышал однажды эту арию и, черт меня знает
как, запомнил ее со всем оркестровым сопровождением и музыкальными паузами.
Скоро это стало моим "доходным делом".
Папа тоже любил музыку, хотя и не лежал рядом со мной под дверью у
Гершберга. Но когда приходили гости, он ласковым тихим голосом говорил:
- Ледичка, а ну-ка! - Я уже знал, что должен петь арию Ленского. В
фонографе не очень четко были слышны некоторые слова, так я пел, как
слышал: "Куда, куда вы увалились, златые пни моей весны?" И эти "пни"
приносили солидный доход: за исполнение папа давал мне три копейки, - для
начинающего певца немалый гонорар. Правда, в то время я еще не знал, как
разнообразно его можно истратить. Я еще ни о чем не мечтал. В пять-шесть
лет какие мечты могут быть у мальчика, кроме как о сластях! Тем более, что
дома на сладкое мы всегда получали пол-яблока или полпирожного - наверно,
чтобы не потерять вкус к жизни. И действительно, сладкое даже в более
солидном, например, десятилетнем, равно как и семидесятилетнем возрасте
оставалось для меня самым большим соблазном.
Однажды, когда мне было лет двенадцать, я стоял у изгороди открытого
ресторана на бульваре и слушал музыку. Глаза мои машинально уперлись в
капитана торгового флота, сидевшего за столиком с женщиной, очень красивой,
в нарядном платье и огромной шляпе. Капитан взглянул на меня и спросил:
- Ты что так смотришь, мальчик?
- Я думаю.
- О чем?
- Наступит ли когда-нибудь время, когда я сяду в ресторане за стол и
потребую, чего захочу.
- Конечно. И даже быстрее, чем ты думаешь. Прямо сейчас. А ну-ка иди
сюда.
Я смущенно замотал головой, но капитан подбадривал. Обогнув изгородь и
стараясь не попадаться на глаза официантам, я пробрался между столиками к