"Леонид Утесов. Спасибо, сердце!" - читать интересную книгу автора

страха. Но я испытал его уже лет в шесть. Распевая арию Ленского, я был
уверен, что жизнь удивительно хороша, что она сладка, как пирожные. Без
опасения смотрел я на мир широко открытыми глазами: все казалось мне
незыблемым, прочным - строгая мама, добрый папа, серьезный брат, чинная
сестра. Все они вечны и всегда будут со мной. Откуда же было взяться
страху?! Даже инстинктивному. Я словно был лишен этого чувства, хотя всякое
живое существо должно его испытывать.
Но однажды я стоял на балконе двухэтажного дома. Солнце золотило
верхушки акаций. Где-то высокий женский голос с незатейливыми руладами
выводил популярнейшую песню "Маруся отравилась". Я не понимал, что значит
"отравилась", мне казалось, что это что-то очень хорошее, сходное с
"натанцевалась", "наелась", "нагулялась". Я вообще еще не знал, что на
свете есть плохие слова.
Вдруг за углом раздался истошный вопль. меня сжалось сердце от
незнакомого ощущения - стало так тоскливо, как бывает, когда солнце
закрывает черная туча. Я и сейчас помню этот первый миг страха.
Ничего не понимая, я увидел, как из-за дома показался усатый городовой.
Одной рукой он держал за шиворот молодого парня, а другой, сжатой в кулак,
неистово, с остервенением бил его по лицу, не глядя, куда кулак попадет -
в нос? в глаз? в рот? Лицо парня было окровавлено.
Я впервые увидел столько крови. Потом в жизни было много жестоких
впечатлений, но почему-то, когда мне бывает страшно, передо мной встает
толстый городовой и кровь на лице парня.
Это был первый страх. А потом пошло.
...По улицам проходила манифестация. Рабочие, студенты, красные флаги.
Лозунги: "Да здравствует революция!", "Долой самодержавие!", "Пролетарии
всех стран, соединяйтесь!". На лицах восторг - царь издал манифест:
свобода слова, свобода собраний и много всяких других свобод. Люди
поверили. Свобода! Свобода! Великий день! - Радость, ликование, небывалый
праздник.
Только недолго он длился. Настало утро следующего дня. Утро как утро. То
же одесское солнце. То же небо. Спокойное море. И - страшный мрак. Мрак
насилия. Осуществление царской свободы. Это так неожиданно после вчерашнего
дня радости!
Город замер в ожидании чего-то... Пустынная улица. Городовой. Но что с
ним? Почему он топает ногами и размахивает руками? Он танцует? Подойдите
поближе. Что такое? Он поет? Нет, он кричит - надрывно, истошно:
- Бей жидов! Бей жидов!
Люди бегут. С неестественной от страха быстротой.
- Бей жидов! - орет городовой-запевала, и за поворотом уже нестройный
хор диких голосов отвечает:
- Бе-е-ей жидов?
Из-за угла появляется человек. Высокий, светловолосый, усы сливаются с
бородкой. Страдаль-ческий взгляд и струйка крови у рта. Он силится бежать,
но может только переставлять ноги, подтягивая одну к другой.
Из-за поворота появляется процессия. Два огромных верзилы несут портрет
царя и образ Христа. Но что это? На кого похож Иисус? - Да вот на этого
страдальца со струйкой крови у рта, бес сильно переставляющего ноги.
- Бей жидов! - Удар - и образ спокойно взирает с высоты на
распластанное тело. В который раз.