"Хуан Валера. Пепита Хименес " - читать интересную книгу автора

совести.
Я неоднократно размышляю над двумя противоположными методами
воспитания: один учитель старается оградить невинность ребенка, вернее его
невежество, полагая, что неизвестного зла избегнуть легче, чем известного;
другой же, стараясь не оскорбить целомудрия своего ученика, достигшего
разумного возраста, мужественно показывает ему зло во всем его ужасном
безобразии, во всей его страшной наготе, чтобы он возненавидел и избегал
его. Мне думается, зло нужно знать, чтобы лучше оценить безграничную доброту
бога - идеальный и недосягаемый предел наших благородных стремлений. Я
благодарю вас за то, что вы помогли мне узнать, как говорит священное
писание, вместе с медом и елеем вашего учения зло и добро, дабы осудить
первое и разумно, настойчиво и сознательно стремиться ко второму. Я рад, что
без излишней наивности иду прямой стезей к добродетели и, насколько это в
человеческой власти, к совершенству, зная все муки и трудности
паломничества, которое нам предстоит в этой юдоли слез, не забывая также о
том, насколько, по видимости, ровен, легок, мягок, усеян цветами путь,
ведущий к гибели и вечной смерти.
Я считаю себя обязанным поблагодарить вас еще за одно: вы научили меня
относиться к ошибкам и грехам, ближних с должной снисходительностью и
терпимостью - не слабовольной и потворствующей их порокам, но строгой и
взыскательной.
Я все это говорю потому, что хочу посоветоваться с вами по одному
настолько щекотливому и сложному вопросу, что я с трудом подыскиваю
необходимые слова. Дело в том, что иногда я спрашиваю себя: не лежит ли,
хотя бы частично, в основе моих намерений чувство досады против батюшки?
Смог ли я в глубине души простить ему страдания бедной матушки, ставшей
жертвой его легкомыслия?
Я внимательнейшим образом рассматриваю этот вопрос, но не нахожу в душе
и капли ожесточения. Наоборот, душа моя полна благодарности. Батюшка с
любовью воспитывал меня, в моем лице ценил память о матери, и я бы сказал,
что, балуя меня, с нежностью заботясь обо мне в мои детские годы, он
старался смягчить гнев ее оскорбленной души, если только душа моей матушки,
ангела доброты и кротости, могла затаить гнев. Итак, повторяю, что я
преисполнен благодарности к отцу: он признал меня, а когда мне исполнилось
десять лет, послал к вам, и вы стали моим учителем и воспитателем.
Если в моем сердце взошел хоть слабый росток добродетели, если я
овладел основами наук, если моя воля стремится к честности и добру - этим я
обязан вам.
Любовь батюшки ко мне необычайна, его уважение ко мне безмерно
превосходит мои заслуги. Возможно, это следствие тщеславия. В отцовской
любви есть нечто эгоистическое, она служит как бы продлением себялюбия. Все
мои достоинства и успехи батюшка готов рассматривать как достижение - свое
достижение, словно я во плоти и в душе часть его личности. Но во всяком
случае, я верю, что он меня любит и что в его любви есть нечто независимое и
более высокое, чем этот простительный эгоизм, о котором я говорил.
Моя совесть успокаивается, и я возношу пылкую благодарность богу, когда
ощущаю, что сила крови, узы природы - эта таинственная связь, которая роднит
нас, - внушают мне бескорыстную любовь и почтение к батюшке. Было бы ужасно,
если бы я старался полюбить его лишь во исполнение божественной заповеди.
Однако и здесь у меня возникает сомнение: происходит ли мое решение стать