"Хуан Валера. Пепита Хименес " - читать интересную книгу автора

священником или монахом, отказаться совсем или принять малую долю тех
многочисленных благ, которые перейдут ко мне по наследству и которыми я уже
могу пользоваться при жизни батюшки, лишь от презрения к житейской
суетности, от истинного призвания к религиозной жизни - или от гордости,
тайной горечи и озлобления, от чего-то такого во мне, что не может забыть
обиды, которую простила с возвышенным великодушием моя матушка? Это сомнение
иногда одолевает и терзает меня, но почти всегда я выхожу из него полный
уверенности, что не грешу высокомерием по отношению к батюшке: право, я
принял бы от него все, если бы в этом нуждался; и я успокаиваюсь тем, что
благодарен ему за малое так же, как и за большое.
До свидания, дядюшка; в дальнейшем я буду писать вам часто и подробно,
как вы велели, хотя и не так много, как сегодня, дабы не впасть в грех
многословия.


28 марта

Я начинаю уставать от пребывания в этой местности и каждый день все
больше желаю возвратиться к вам и принять духовный сан; но батюшка хочет
сопровождать меня и лично присутствовать на великом торжестве, - он просит,
чтобы я провел с ним здесь хотя бы еще два месяца. Он так мил, так ласков со
мной, что я ни в чем не могу ему отказать. Итак, я останусь здесь столько,
сколько он пожелает. Чтобы доставить ему удовольствие, я совершаю над собой
насилие и притворяюсь, будто мне нравятся здешние развлечения, сельские
пикники и даже охота, - я сопровождаю его повсюду. Я пытаюсь казаться более
веселым и шумливым, чем на самом деле. Полушутя и отчасти в похвалу, меня
здесь называют "святым"; из скромности я скрываю или смягчаю свою
набожность, стараясь умеренными развлечениями придать ей больше простоты; я
веселюсь тихо и мирно, а это никогда не было противно ни святости, ни
святым. Тем не менее признаюсь, что здешние шалости и празднества, грубые
шутки и шумные забавы утомляют меня. Я не хотел бы роптать и впадать в грех
злословия даже наедине с вами и втайне от всех, но часто мне приходит в
голову мысль, что остаться среди этих людей для проповеди евангелия и
нравственного совершенства было бы, пожалуй, значительно труднее, но зато
логичнее и похвальнее, чем отправиться в Индию, Персию или Китай, покинув
столько соотечественников если и не совсем заблудших, то в какой-то мере
испорченных. Как знать! Говорят, будто во всем виноваты новые идеи,
материализм и безбожие; по если они в самом деле приводят к таким дурным
последствиям, то это происходит не естественным путем, а каким-то странным,
волшебным, дьявольским способом, ибо здесь решительно никто не читает ни
хороших, ни дурных книг; и я не понимаю, как могли развратить местных
жителей вредные учения, распространяемые печатью? Уж не носятся ли безбожные
идеи в воздухе, подобно миазмам эпидемии? Я, право, сожалею, что у меня
зародилась столь дурная мысль, и сообщаю о ней лишь вам: не виновно ли тут
само духовенство? Стоит ли оно в Испании на должной высоте? Проповедует ли
оно прихожанам нравственность? Способен ли на это каждый представитель
церкви? Обладают ли истинным призванием те, кто посвящает себя религиозной
жизни и воспитанию душ, или это для них только способ существования, как и
всякий другой, с тою лишь разницей, что ныне ему посвящают себя наиболее
нуждающиеся, люди без надежд и без средств, ибо это "занятие" обещает более