"Казимир Валишевский. Роман императрицы: Екатерина II " - читать интересную книгу автора

так и в нравственном отношении и обладал странной, беспокойной душой,
заключенной в узком, малокровном и преждевременно истощенном теле. Фигхен,
несомненно, ошиблась бы, если бы рассчитывала на его привязанность для
упрочения своего положения в России, как эта привязанность ни казалась
искренней Иоанне-Елизавете. Был ли он вообще способен любить, этот молодой
человек столь печального образа?

К счастью для себя, Екатерина могла с самого начала полагаться, помимо
всякой другой поддержки, на свои собственные силы. Ее рассказы про эту эпоху
ее жизни показались бы невероятными, если бы мы не имели возможности проверить
искренность ее повествования. Ей едва исполнилось пятнадцать лет, но уже мы
замечаем в ней верный и. проницательный взгляд, меткость суждений,
изумительную способность схватывать положение и необыкновенно здравый смысл,
составлявшие впоследствии часть ее гения, может быть, даже весь ее гений.
Прежде всего она поняла, что для того, чтобы остаться в России, иметь в ней
значение и - как знать? - играть в ней роль, следует сделаться русской. Ее
троюродный брат Петр, без сомнения, и не помышлял об этом. Но она быстро
отдает себе отчет в неловкости и тайном недовольстве, возбуждаемом его
голштинским жаргоном и немецкими манерами.

Она встает ночью, чтобы повторять уроки учителя русского языка Ададурова.
Она не дает себе труда одеться, и ходит босиком по комнате, чтобы не заснуть,
и простужается. Вскоре жизнь ее находится в опасности.

"Молодая принцесса Цербстская, - пишет Шетарди 26 марта 1744 г., -
заболела воспалением легких". Саксонская партия поднимает голову. Согласно
свидетельству французского дипломата, она жестоко ошибается, так как Елизавета
не намерена, что бы ни случилось, дать ей воспользоваться событиями. "Она
говорила третьего дня Брюммеру и Лестоку, что они тем ничего не выиграют, а
ежели б она такое дражайшее дитя потерять несчастие имела, то она диаволом
клялася, что саксонской принцессы, однакож, никогда не возьмет". Впрочем,
Шетарди пишет: "Брюммер мне в конфиденции открыл, что в случае бедственной
крайности, которой опасаться и предусматривать надлежит, он пути приуготовал и
что молодая принцесса д'Армштадтская (sic), прекрасная собою и которую король
Прусский представлял, в случае когда б принцесса Цербстская успеха не
получила, - всем другим принцессам предпочтена была б. Однакож прибежище к
такому способу не малым несчастием быть имело б, и мы в том много б потеряли,
в рассуждении того мнения и удостоверения, которые принцессы Цербстские, мать
и дочь, обо мне имеют, что я вспомоществовал".

В то время, как вокруг нее пробуждается честолюбивое соперничество,
принцесса София борется со смертью. Доктора предписывают кровопускание. Ее
мать этому противится. Дело передается на обсуждение императрицы; но она
находится в Троицкой лавре, погруженная в молитвы, которым она предается
страстно, хотя и порывами, влагая страсть во все свои поступки. Проходит пять
дней; больная все ждет. Наконец Елизавета приезжает в сопровождении Лестока и
приказывает пустить кровь. Бедная Фигхен теряет сознание. Придя в себя, она
видит себя в объятиях императрицы. Чтобы вознаградить ее за то, что она дала
уколоть себя ланцетом, императрица дарит ей брильянтовое ожерелье и серьги
ценою в двадцать тысяч рублей, по оценке принцессы Иоанны-Елизаветы. Сам Петр