"Альберт Валентинов. Разорвать цепь... ("Техника - молодежи", 1977, N 3)" - читать интересную книгу автора

прапрапра...
Удивительно, что она не испугалась машины. Впрочем, вовсе не
удивительно. Первобытные люди не всегда умели строить цепь логических
заключений и не боялись неподвижных предметов. Неподвижное не опасно. Они
еще очень плохо знали свой мир и потому безоговорочно принимали все, что
оказывалось в поле их зрения. Поэтому двенадцатиметровая махина вовсе не
показалась кроманьонке чем-то удивительным. Она просто не знала, что в ее
времени таких сооружений быть не должно.
Ей было семнадцать, и она была такая же стройная, высокая, как Лена.
Даже прически у них одинаковые - волосы свободно распущены по плечам.
Только у Лены это называется укладкой. И одета кроманьонка была,
разумеется, не в панцирь, а в пятнистую звериную шкуру, совершенно не
закрывающую руки и ноги. Худенькие, но крепкие руки, длинные ноги. А все
же лицо другое, не как у Лены, хоть и очень похоже. Впалые щеки, огромные
глаза.
Андрей затряс головой. Болван, о чем я думаю? Это же человек, самый
настоящий. Что в ней первобытного? Страх в глазах, даже не страх -
отчаяние. Так вот какие они, кроманьонцы! Неведомо откуда взявшиеся гомо
сапиенс, люди современного типа, совершенно необъяснимо, всего за
пятнадцать тысяч лет вытеснившие пропавших без вести неандертальцев. Не
предок человека - человек.
Девушка остановилась у самой машины. Очевидно, она прошла долгий путь,
ноги ее подкашивались, в лице не было ни кровинки.
А ведь она погибнет, вдруг понял Андрей. Должна погибнуть. Первобытный
человек не мог выжить в одиночку. Очевидно, заблудилась, отстала от
племени или была изгнана за какую-нибудь провинность. В первобыте,
рассказывали ребята из прошлых экспедиций, насчет дисциплины было сурово.
Изгнание еще легкая мера. А может, напали враги и она кинулась прочь без
памяти?.. Ах, черт побери! Безоружная, беспомощная, ни от зверей отбиться,
ни огня развести. А ведь могла бы стать чьим-то предком. Может быть, даже
моим... или Лены. Недаром она так похожа на нее. Взять бы ее с собой, но
нельзя. Не имею права. А жаль. Представляю, какие глаза сделаются у ребят!
Вот это было бы вмешательство так вмешательство! Только меня мигом турнут
из института. А ее... что ж, ее оставят. Не отправлять же обратно на
гибель. Научится читать, привыкнет к нашей кухне, полюбит стереовизор, все
вечера будет перед экраном просиживать. Выдержит ли изобилие информации?
Нет, к нам ее нельзя. Здесь бы чем-нибудь помочь, но чем? Скорчер же ей не
дашь, а другого оружия у меня нет, даже перочинного ножа. И огня нет. Пища
подогревается в инфракрасной духовке. Разве что затащить ее в машину и
хотя бы накормить?
Это было безумием. Это было грубейшим нарушением правил путешествия во
времени, но Андрей двинулся в тамбур. Он ничего не мог поделать с собой.
Вид этого измученного, истомленного отчаянием, голодом и усталостью
существа всколыхнул и поднял из самых потаенных уголков души что-то такое,
чему он не мог даже подобрать названия. Какая-то волна захлестнула его.
Внезапно, уловив за спиной легкое движение, девушка резко обернулась и
пронзительно вскрикнула. Вскрик оборвался на самой последней ноте, и
девушка, запрокинув голову, привалилась к машине и стала медленно сползать
по ее стенке. Она была еще жива, но она была уже мертва, потому что из
кустов у ручья к ней направлялась смерть. Нет, зоологи ошиблись, она не