"Сергей Валяев. Кровавый передел" - читать интересную книгу автора

светом ракеты... Я увидел: череп дальнего человека разрывается... лопается,
как первомайский воздушный шарик... в ошметки... И когда я все это увидел -
ракета погасла, точно свеча, и наступила ночь. Ночь. И казалось, что все это
сон. Но это был не сон.
Утром мы вернулись под родненький моросящий дождик. Небо было низким,
предгрозовым, без звезд. С ревом выкатывали из "Антея" трудяги БМП, их
фанерная бронь была заляпана кровавой ржавчиной. ГПЧ с группой товарищей
топтались под мощным авиакрылом - по бетонной взлетной полосе летели
лимузины...
- Алекс, - окликнул меня государственно-политический чиновник. Был
утомлен и опечален. И его можно понять: испортить такую охоту. - Вы уж
займитесь, так сказать, в последний путь... Мои, как говорится,
соболезнования родным и близким, - страдал народный слуга. - Какая нелепая
случайность, м-да... Так что, Александр, действуйте... - Садился в
лимузин. - И похлопотать надо о боевой награде...
Кому? Мне? Или моему товарищу? Все-таки, наверное, моему другу. Ведь я
еще, кажется, живу? Или я на этот счет заблуждаюсь? И тоже труп? Только
рефлексирующий на жизнь.
Между тем кортеж государственных машин стартовал навстречу новому
мглистому дню, а солдатики внутренних войск выносили из самолетного брюха
цинковый гроб. Поставили его в мелкую блесткую лужу. Дождь усиливался
забарабанил по гробу. Было неуютно, холодно и грустно. В этом смысле мой
друг Хлебов устроился получше, чем мы все, мокнущие под дождем. В гробу,
должно быть, сухо, тепло и надежно? Известно, что наши цинковые гробы самые
лучшие в мире.


* * *

Поздним вечером я вернулся домой. Хлопотное это дело - хоронить героев,
которым разнесли вдребезги черепушку. Медэксперты, например, так долго
колдовали над тихим трупом, будто пытались возродить его к новой трудовой
деятельности. Увы, труп - категория постоянная. Потом были еще какие-то
бюрократические закавыки, точно каждое ответственное лицо боялось пропустить
мимо себя грешника в рай. Бедняга Хлебов; хорошо, что всей этой дряблой
волокиты со своим трупом он не видел, а то бы ожил и пристрелил самого
ретивого чудака-крючкотвора.
Город мирно почивал. Крестовины окон выразительно чернели. Многоэтажные
панельные кладбища живых. Только в одном окошке уютно и ласково горел свет.
Это, конечно, было окошечко в мой милый терем-теремок.
Я звенел ключами, как трамвай на крутом вираже; я чертыхался в тесной
прихожей, как в общественной бане, ища свои домашние тапочки. Тапочек, между
прочим, не было. Не услышать меня было трудно... Босиком я прошлепал на
кухню. Там под уютным салатовым светом (ракеты) сидели двое, он и она. Она
меня не интересовала, хотя была красива от грима, помады и любви. К
сожалению, не ко мне. Я заинтересовался молодым человеком - он был красив,
как голубой херувим. На нем был мой домашний махровый халат китайского
производства и шлепанцы из Казани; ноги, я заметил, были восковые, как у
китайского татарина или у будущего трупа.
- Всем приятного аппетита, - улыбнулся я. Вы когда-нибудь видели, как