"Уве Вандрей. Тишина всегда настораживает " - читать интересную книгу автора

вытянуть почти горизонтально, глаза устремить вдаль и не косить! В этом
положении, - пояснял далее Кубик, - солдат должен не шелохнуться, абсолютно
замереть, не произносить ни звука, запрещается даже "Яволь", губы не
стискивать и не чесаться, как вы, Бартельс, делаете сейчас. Прижать руки к
бокам! Замрите! Новобранец не должен ни о чем думать, ни на что не
отвлекаться - только слушать слова командира, но при этом не пялиться на
него. И на Шека тоже.
Теперь переходим к тому, как отдавать честь. Солдат прикладывает
распрямленную правую ладонь к фуражке или к правому виску так, чтобы мог
видеть грязь на своей ладони. Если командир идет навстречу солдату, тот
должен начать отдавать честь за три шага, сопровождать ее движением головы
до тех пор, пока они не поравняются, затем, сделав еще шаг, быстро и резко
бросить руку вниз и голову вновь повернуть прямо...
Новобранцы парно начали тренироваться в отдаче чести. Шперберу все это
напомнило театр кукол. Он радовался, когда ему удалось резко бросить правую
руку вниз, если он в стойке "смирно" стоял не шелохнувшись и фигура его не
перекашивалась, если снимаемая с плеча винтовка не застревала на локте. И
вообще, когда все получалось, когда он не ошибался, ему это даже нравилось.
Легкая усмешка иногда скользила по его лицу. Даже язык команд показался ему
вдруг не таким уж тупым, как в первую неделю. Во всяком случае, он, этот
язык, был точным, не допускал вариантов или сомнений. Он не служил
тщеславному самовыпячиванию или политическому обману. Команду и действия по
ним были похожи на молоток и гвозди. Стоило лишь прозвучать команде, как она
уже выполнялась. Когда Вольф подавал команду "В укрытие!", Шпербер мгновенно
бросался в любую ямку прежде, чем Вольф успевал набрать воздуха для
следующего приказа. Он обнаружил, что умеет делать то, чего прежде не делал.
Если Вольф заставлял его десять раз лежа выжаться на руках, то к злобе
против Вольфа примешивалось странное чувство удовлетворения. Он еще не
понял, что это - удовлетворение от победы над собой или от ощущения, что он
может подчиняться чужой воле. А может быть, это агрессивность, которая
заложена в нем от рождения? Или же проявление пассивности, о чем его не раз
предупреждали?
Он удивлялся, что эти движения по принуждению, по чужим командам не
ожесточали его, а снимали внутреннее напряжение. Он чувствовал, как муштра
опустошает мозг, и испытывал состояние какого-то транса, какой-то
невесомости. Даже дети не были столь послушны каскаду команд, указаний,
служебных предписаний, как иные новобранцы. Уклониться от них означало почти
то же самое, что выпрыгнуть из идущего поезда.

6

Сколько же прошло недель - четыре или только три? Или, может, десять?
Или же полгода? Порой Шпербер не знал, какой день недели сегодня. Ощущение
времени притупилось. В действительности же прошло всего три недели. Не
оставалось ни одного дня, даже ни минутки для личной жизни. Был только
служебный распорядок, который определял недели и дни. Шпербер пробегал
глазами учебный план только потому, что был приказ ежедневно знакомиться с
ним на черной доске. Знал ты его наизусть или нет, одобрял или нет - все
твои часы и минуты определялись твердой рукой. Дежурный унтер-офицер и
командир отделения ставили новобранцев в известность о предстоящих заданиях.