"Уве Вандрей. Тишина всегда настораживает " - читать интересную книгу автора

утюг-автомат; машина для стрижки газонов; новый автомобиль "вольво"; бунгало
с лесным участком; три гектара лесного массива с озером.
За соседним столом обед превратился в проблему. Жирный пес-боксер тянул
поводок, который глубоко врезался ему в тело. Сквозь намордник текла слюна.
Сидевший за столом мальчишка пронзительно засвистел в свисток, женский голос
приказал ему замолчать.
"На вокзале солдат находится в поле зрения многочисленных гражданских
лиц. Поэтому он должен обращать особое внимание на опрятность и аккуратность
своей одежды и на безупречность своего поведения".
Его рубашка начала приклеиваться к спине. Он заказал мороженое. Снова
уставился в газету: раздел о валюте; предложение о помещении капитала;
ревизия капиталовложений; нефтяные резервы. Надоело... Мелкий кредит.
Промежуточное финансирование. И все это - не его проблемы...

* * *

Это не было направлено персонально против Йохена. Теперь Сюзанна уже
знает, что натворила все даже не из-за Ульфа. Он казался подходящим только с
точки зрения родителей. Кроме того, одна в Риме она чувствовала бы себя
довольно беспомощной. Порой Ульф напоминал ей дружелюбного полицейского, а
себя она представляла маленькой школьницей на уличном перекрестке. Побег из
дома был, по сути, только ее первым шагом. Второй последовал через полгода.
После бурного и поучительного полугода. Вот так бродить по Риму, от площади
к площади, от фонтана к фонтану...
"Ульф заворожил меня всевозможными обещаниями. Много видеть и быть
слепым - это, наверное, свойственно всем. Знакомые Ульфа, которых он
приглашал к нам в гости, тоже таковы. Он называл их друзьями. Со мной его
"друзьям" в общем-то не а чем было говорить. Я была придатком Ульфа и ничего
не могла им предложить, кроме пары корявых фраз по-итальянски, А Ульф
прилично знает три языка, имеет специальность, был женат, разведен, у него
есть дети. Он часто уезжал один в командировки и привозил мне ценные
подарки. Я начала присматривать себе комнату, чтобы снять. Однажды, когда он
опять уехал во Флоренцию, я упаковала свои вещички, подарки его оставила на
трюмо и переехала в коммунальную квартиру. Один немец, которого я знала по
курсам итальянского языка, устроил мне это. Кроме него там жили еще две
итальянки. Сначала я, сама того не особо желая, общалась лишь с ним. А с
соседками была довольно холодна. Но они быстренько раскусили мою
несамостоятельность. Они обращались со мной вежливо, тактично, щадили меня,
очевидно потому, что я была иностранкой да еще значительно моложе их. Я
восприняла их сдержанность как антипатию ко мне. И однажды задала им вопрос
в лоб. Начался склочный разговор. Они раскритиковали меня с головы до пят. Я
хотела уже убираться оттуда. Но они воспротивились. "Ты нам симпатична, -
сказали они мне. - Мы тебя не отпустим, потому что хотим тебе помочь". Мы
разговаривали потом много дней и ночей, плакали вместе, смеялись и
подружились. Они убедили меня в том, что я сама по себе что-то значу. И
доказали, что женщины могут помочь мне как женщине значительно больше, чем
мужчина..."
Почти два года она творила, что хотела, руководствуясь своими
чувствами. А он чем руководствовался? Мнением родителей, которые желали ему
добра; учителей, которые желали добра школе; командиров, которые желали