"Константин Ваншенкин. Как соловей лета " - читать интересную книгу автора

половиной, четыре.
Мы не очень устали, но все же отдыхали, наклонившись вперед и
навалившись плечами на палки, и спорили, кому теперь ехать впереди. Дело в
том, что под уклон лыжня несла хорошо и идущим первыми нужно было работать,
чтобы на них не наезжали задние.
Мы лениво спорили, кому ехать впереди, а над вечерней уже, зимней
поляной за вершинными сосновыми ветвями горела звезда. Она горела так остро,
будто это была не целая звезда, а осколок звезды. И ведь сколько прошло
лет - больше тридцати - и каких лет, а я все помню, все вижу эту звезду в
вышине над поляной.
Мы спорили, и тут совсем близко, почти рядом, раздался хриплый,
какой-то сперва надтреснутый вой, который, однако, тут же несколько
выровнялся, и к нему, как след в след, подстроились еще два или три, повыше.
И, забыв обо всем, слыша только этот чудовищный, такой реальный звук, мы
кинулись на лыжню - первым, кажется, Юрка, за ним рыжий, или наоборот. Я
замешкался, у меня одна лыжа попала носком под другую, но Коля наступил на
нее, помог вытащить, подтолкнул в спину и крикнул страшным шепотом: "Давай!"
И я покатился по пологому спуску, меж черных сосен, вниз, домой, домой,
а за спиной, тоскливо и жутко звучали в морозной тайге слитные звериные
голоса.
Но между ними и мной еще шуршали Колины лыжи, и свистел, толкал меня в
спину его голос: "Давай, давай! Молодец!"
И я всем телом слушал этот жуткий вой и этот свистящий голос, и мчался,
мчался, потому что я хотел жить, видеть мать и отца, ходить в школу. Я
жаждал, я желал, я ждал этого, может быть, как соловей лета. Как соловей
лета. Как соловей лета. Даже сильней.
Я мчался и мчался, весь мокрый, сосны уже начали редеть, а огней
поселка все не было видно, и тут лыжи у меня разъехались, я едва устоял. Это
я вылетел уже на улицу, утоптанную и укатанную до каменной твердости зимнюю
улицу поселка. Не дорогу, а именно улицу, потому что в тех краях выпадает
немного снегу и он весь утрамбовывается ногами, полозьями и шинами - вся
площадь поселка.
Мы ворвались в поселок и лишь теперь заметили это. Электричество опять
было отключено, в замерзших окнах слабо светились керосиновые лампы. Юрка и
рыжий ждали нас.
Мы медленно поехали к нашему дому. Ноги наши разъезжались, мы просто
шли, стуча лыжами и не замечая этого. Мы не замечали и того, что молчим.
И тут дали опять ток, и разом ярко зажглись все окна и фонари на
улицах.

1969