"Константин Ваншенкин. Во второй половине дня " - читать интересную книгу автора

"усердием и иждевеньем", пока они еще не ушли отсюда на восток, чтобы стать
владыками Урала и Сибири.
Внизу было полутемно и холодно.
- Вот это мешки-камеры, - с привычной значительностью сказала
женщина-экскурсовод, - в эти отверстия в нижней части стены бросали узников,
сквозь них же подавались еда и питье, часто они замуровывались. Внутри, за
этим мешком следует второй. Можете, если хотите, попасть туда.
На корточках, почти ползком, Дроздов, привычный еще и не к такому
способу передвижения на своих стройплощадках, пролез сквозь довольно узкое
отверстие внутрь мешка и подал руку Рите, помогая ей.
Они близко стояли в полумраке средневекового каменного мешка, держась
за руки. Слабый свет падал на бледное лицо Риты, и Дроздов слушал гулкие,
как набат, звучные, каких он никогда не слышал, удары собственного сердца.
- В тысяча девятисотом году, - донесся голос женщины-экскурсовода, -
мешки были вскрыты и отсюда вывезено девять возов костей.
Стояла уже вторая половина дня, самое ее начало, ясное, бодрящее
холодным неподвижным воздухом, и лишь с солнечной стороны было тепло.
Они обошли вокруг собора, мимо поразительно толстых, в два обхвата,
берез, - они проверили: обхватили вдвоем ствол и едва смогли встретиться
пальцами.
- Как дубы!
Они миновали высохший пруд, где Строгановы разводили когда-то
искусственно жемчуг, прошли мимо крытой танцплощадки и остановились над
рекой, подставив лица солнцу.
Вдали дымили трубы Курежмы, комбината, где они были недавно. Рядом с
собором стояла мачта высоковольтной передачи, а следующая уже за рекой, и
провода шли в голубизне, а глубоко внизу холодно светилась вода. Из города в
Курежму, вверх по реке, прошел речной трамвай. На его задней палубе кто-то
вез зеркальный шкаф, пускавший огромных солнечных зайцев по воде и по окнам
домов.
Рита захотела посмотреть, какие на берегу камушки и есть ли ракушки, и
стала спускаться по крутой тропинке, а Дроздов остался стоять над высоким,
укрепленным камнем, обшитым лесом обрывом.
И, глядя, как она спускается, боком, осторожно ступая и придерживая
темные разлетающиеся волосы, он вдруг подумал, что, может быть, эта женщина
и есть та самая, единственная, которую может посчастливиться встретить в
жизни. Как и почему возникла эта мысль или это чувство, он, вероятно, не
смог бы объяснить, но факт тот, что это возникло.
"Первая любовь, - усмехаясь про себя, подумал он. - Не поздно ли? Но
ведь у меня ее не было. А говорят, должна быть обязательно. Жаль, что Рита
работает не у меня. А что, если предложить ей поехать на строительство,
попросить, чтобы оформили побыстрее". Он с сожалением подумал о Наде, о том,
что она хорошая, но, наверно, он никогда не любил ее, о том, что привык жить
в разлуке с нею. Он подумал - вместе - об Олеге и Рите, это показалось ему
странным. "Взять ее с собой? Да я ничего не знаю о ней, я даже не знаю,
замужем ли она. И не хочу знать".
Он стоял высоко наверху, подставив лицо осеннему солнцу, и видел -
сразу - всю ширину серой холодной воды, и темный лес на той стороне, и трубы
Курежмы, и маленькую женскую фигурку внизу, под берегом.
"А ведь жизнь-то проходит, - подумал он. Он хотел подумать: "прошла",