"Женатый мужчина" - читать интересную книгу автора (Эллиотт Кэтрин)

Глава 16

На улице я на минуту остановилась, осторожно покосилась в обе стороны, чтобы убедиться, что Джек уже ушел. Потом быстро побежала на юг. Добежала до конца улицы, свернула налево, пролетела еще немножко и на втором повороте — направо. О да, я прекрасно знала, где именно находится Лэнгтон-Виллас, я тысячу раз моталась по этой улице с несчастной собачонкой Тео и Рэя под мышкой.

Я остановилась у дома 22 и одолела целую гору каменных ступеней; сердце билось где-то в пищеводе. Я нервно оглядела дверные звонки. Оказалось, что на первом этаже живет мистер Чарлз Флетчер, а вовсе не мистер и миссис Чарлз Флетчер. Интересно, это хороший знак? Знак того, что развод неминуем, что это уже свершившийся факт и они задумывались об этом задолго до моего появления?

Я нажала на звонок. Открылась дверь, Чарли появился на пороге, и я радостно ему улыбнулась, получив в ответ еще более лучезарную улыбку. Он выглядел божественно: немного выцветшие черные джинсы и белая футболка, а сверху — клетчатая фланелевая рубашка.

Мы коротко приветствовали друг друга. Он тоже смотрел на меня одобряюще, любуясь, как мне казалось, чистыми светлыми волосами, загорелыми ножками в чересчур короткой юбке, которую мне так и хотелось одернуть, но я удержалась. Наконец он вспомнил о манерах.

— Проходи, проходи. — Он провел рукой по волосам. — Я уже расстроился, что ты вообще не придешь, ты опаздывала.

— Я знаю, извини, — сказала я, изо всех сил стараясь не расплавиться от удовольствия. — Я должна была сначала навестить друзей.

Затем последовал довольно жаркий момент, когда мы пожирали друг друга глазами. У меня вдруг возникло такое чувство, что он может схватить меня прямо здесь, в коридоре, и в страстном объятии понести по лестнице подъезда, но вместо этого он опустил глаза, почти застенчиво. Он протянул руку и судорожно потер дверную ручку пальцем.

— Люси, знаешь, ты правда очень красивая.

Я открыла рот, и почему-то на глаза навернулись слезы. Видите ли, дело в том, что мне уже давно никто ничего подобного не говорил. Я осознала, что все эти годы мои эмоции сидели взаперти: я как будто закрыла их в темном шкафу, думала, что там им самое место, и не выпускала их на свет божий до недавнего времени. До того, как этот мужчина, высокий, похожий на большого медведя и совершенно не похожий на Неда — худенького, жилистого, — до того, как этот человек с глазами цвета шоколада, сияющими неприкрытым восхищением и честностью, отпер дверь шкафа и слегка ее приоткрыл. Но я все же боялась, что вся моя жизнь может превратиться в сплошной кавардак в беспорядочную неразбериху, совсем как мой ящик для нижнего белья. Я отчаянно подумала, что надо держать себя в руках. Нельзя опрометчиво бросаться в омут головой и выставлять напоказ эмоции: я должна вести себя с достоинством. «Но как хочется, чтобы эти загорелые руки поскорее меня обняли, — подумала я, глядя на него, как кошка на блюдце со сметаной. — Как хочется вдохнуть аромат его чистой, свежевыстиранной хлопковой рубашки, прислониться к стене… Ведь должен же он меня обнять и поцеловать, хотя бы чисто символически. Ведь я уже целую минуту здесь!»

— Есть хочешь? — неуверенно спросил он.

— О! — Я на секунду растерялась. — Ты… предлагаешь пойти куда-нибудь? — неуверенно спросила я. Я за ухаживания и все такое, но все же мне кажется, что сейчас пойти в ресторан — это все равно что сделать шаг назад. Вернуться в шумный мир, из которого я только что пришла? Покинуть этот темный уютный коридорчик и так и не узнать, какие роскошные наслаждения и королевские кровати таятся за одной из этих белых деревянных дверей? К тому же всего через пару часов мне надо быть дома, чтобы отпустить Тришу…

— Нет, нет, я имел в виду здесь, на кухне. — Он показал мне, где кухня. — Я тут кое-что приготовил, пока тебя не было. Есть салат и сыр, но если ты не голодна…

— О нет, было бы здорово. Да, отличная мысль. Наверняка же у нас есть время, чтобы полакомиться хлебом и сыром? Я старалась не смотреть на часы. К тому же здесь, в его квартире, в такой интимной, знакомой обстановке. Я прошла за ним на кухню. Кухня оказалась просторной, в черно-белых тонах, со множеством штук из нержавеющей стали — такая могла бы быть у Джеймса Бонда. Но мы не остались на кухне, а прошли через нее и очутились в саду. Французские окна выходили на маленький заасфальтированный участок, который окружали высокие клумбы, усаженные кустами и вишневыми деревьями. И там, на террасе, стоял стол из кованого железа, два стула и был накрыт ланч.

— О, как чудесно! — воскликнула я.

«Да, и как галантно», — подумала я, когда он выдвинул для меня стул. На столе даже была красная клетчатая скатерть, стояла корзинка с французским хлебом, какой-то странный сыр и миска салата. Чарли меня не торопил, не обращался со мной, как с какой-то второсортной потаскушкой, которую он подцепил на вечеринке: он все делал как следует, старался. Я почувствовала прилив теплых чувств к нему. Села, улыбнулась и тут же обнаружила, как юбка задралась аж до трусов. Он опустил голову и покраснел. Господи, ну зачем я вообще ее надела? Я поспешно набросила на колени салфетку.

— Помнишь, как отчаянно ты его схватила в магазине? — улыбнулся он, усаживаясь напротив меня и кивая на сыр.

Жирный, отвратительного вида сыр, который растекался по тарелке и так вонял, что мне уже хотелось зажать нос.

— Ах да! — Я весело рассмеялась и напряглась, чтобы прочитать надпись на упаковке: она была перевернута. — Конечно. «Папуас».

— Нет-нет, «Эпуас», — поправил он и положил мне на тарелку огромный мокрый кусок. Сыр плюхнулся на тарелку, и в нос ударил запах аммиака.

— А-а, понятно. — Я залилась краской и поняла, что папуас — это что-то совсем другое, и я вовсе не хотела об этом говорить. И вообще, самое ужасное, что именно то, о чем мне не хотелось говорить, например, о его жене, почему-то все время всплывало наружу.

— А как… как твоя… — Я с ужасом осознала, что мне неуправляемо, катастрофически хочется произнести слово «жена». — Твоя дочь? — выпалила я: конечно, не самый лучший вариант, но уж во всяком случае лучше, чем первый.

— Эллен? — Он с удивленным видом оторвался от тарелки. — В порядке, спасибо. Сегодня утром приехала в Лондон со мной. У нее был экзамен по балету. Она какое-то время поживет с двоюродными сестрами в Чизвике. Они отлично ладят, Эллен с ними нравится.

— Да? Как мило.

— А твои мальчики? — Он покраснел. Но это было неизбежно, не так ли? Раз я спросила, с его стороны было бы невежливо не спросить меня, но разве сейчас подходящее время говорить о наших детях от других партнеров? Может, вернемся к интимному визуальному контакту и случайным прикосновениям, как всего минуту назад?

— У них все в порядке, — торопливо проговорила я, отчаянно желая сменить тему. — М-м-м… — Я закрыла глаза и положила в рот кусок сыра, подумав, что мне хватит смелости его разжевать. Но на деле это оказалось намного труднее. Я затаила дыхание. — Вкуснятина! — простонала я. О боже, какая блевотина! Что, если меня сейчас вырвет? Я перекатывала мерзкий сгусток во рту. Потом схватила стакан, сделала большой глоток и, как по волшебству, проглотила сыр вместе с водой.

Он улыбнулся.

— Пикантный, правда?

— О да! — промямлила я.

— Попробуй салат.

— Спасибо.

Я положила на тарелку огромную гору зелени, чтобы заесть «пикантный» вкус, и принялась наворачивать за обе щеки, все время улыбаясь и хрустя, как довольный кролик, чтобы доказать, как все это вкусно, и тут… о боже, нет. Уксус. В салатной заправке! Уксус я ненавидела больше всего на свете — клянусь, обычно я ем все подряд, но уксус… Я с несчастным видом опустила вилку и уставилась на гору салата на тарелке. Я поклялась, что, если когда-нибудь мы с этим мужчиной достигнем духовной гармонии, я расскажу ему всю правду о салатных заправках и сыре, но сейчас, когда он так старался ради меня… Проклятье. Я подняла голову и увидела, что он на меня смотрит.

— Ты есть не можешь, — выдохнул он, причем довольно взволнованно.

— Да! — призналась я и поняла, что это удобная отговорка. Я даже изобразила, что мне тяжело дышать — впрочем, это было нетрудно. — Да, не могу. Я даже глотать не могу.

По какой-то причине эта новость обрадовала его еще больше. Он оттолкнул тарелку.

— И я тоже, кажется, не могу. — А потом страстно проговорил: — Да ну ее, эту еду!

Я замерла, парализованная от возбуждения, застыв на железном стуле. И что это значит? «Да ну ее, эту еду»?

— Жалко, все пропадет, — пролепетала я, но решительно оттолкнула тарелку, последовав его примеру. Мы, плавая в море взаимного притяжения, смотрели друг другу в глаза, наслаждаясь нашим собственным, личным пиром, который был намного вкуснее, чем еда.

— Все бесполезно, — прошептал он, — я больше не могу противостоять. Я делал все, что мог, чтобы вести себя осмотрительно и галантно, но… боже мой, Люси…

Через секунду он вскочил на ноги, бросился на меня с объятиями, и мы слились в бесконечном поцелуе. После сыра и уксуса это было такое облегчение, и знали бы вы, как страстно он целовался!

Мы сплелись разными жизненно важными органами и потихоньку стали пробираться в квартиру, постанывая от волнения и не в силах разлепить губ, но в молчаливом согласии двигаясь в направлении кухни, в относительный комфорт и уединение дома. Правда, двигаться было трудно, потому что он то сжимал в ладонях мое лицо, то шарил по спине, то… ой… опять хватал за шею, и ничего мы толком не видели…

— У-у-упс! — Тут досталось цветочному горшку. Он упал и рассыпался на мелкие кусочки. Потом Чарли прошипел: «О черт!» Это он наступил на острый терракотовый осколок.

Но наконец мы оказались в квартире, медленно миновали кухню и двинулись, как я поняла, к спальне, располагавшейся на первом этаже. Только вот поцелуи становились все более и более интенсивными, и, похоже, нам грозила опасность так и остаться на кухне. Более того, мы с неизбежностью приближались к кухонному столу. Хотя в последующее свидание кухонный стол показался бы мне вполне заманчивой перспективой, в первый раз мне хотелось бы устроиться поудобнее, так что я решительно подтолкнула его в коридор, поцеловав в губы и потянув за воротник рубашки.

Остановившись у первой же двери, я нащупала за спиной ручку, повернула ее и смело навалилась на дверь. Под весом наших тел она открылась нараспашку, мы упали и оказались в чулане под лестницей в горизонтальной, но довольно неудобной позе.

— О боже, извини! — пролепетала я из-под Чарли.

— Ничего страшного, — пробормотал он в ответ, расстегивая мне блузку.

И тут я в ужасе распахнула глаза. Значит, по его меркам, и чулан для этого дела сойдет? Я так не думала, но и возразить не могла. Мало того, что он навалился на меня всем весом, так в рот мне попала метелка для вытирания пыли, а в спину уперся пылесос. Хотя, в принципе, в чулане довольно просторно и темно, так что не будет видно ни целлюлита, ни растяжек. Его руки шарили по моему животу, и тут вдруг у меня в ушах резко зажужжало. Мы замерли, не расцепляя объятий, и в ужасе вытаращились друг на друга.

— Что это? — тупо спросила я, прекрасно понимая, что это.

— Звонят в дверь, — ответил он.

В полутьме мы испуганно смотрели друг другу в глаза.

— Они уйдут, — сказал он. — Когда-нибудь им надоест. Мы стали ждать, онемев от страха, полуодетые, но звонок раздался снова. Пронзительное, настойчивое жужжание, которое на этот раз сопровождалось стуком в дверное окошко.

— Черт, — выругался Чарли.

В стекло снова постучали. Он заколебался, а потом произнес:

— Подожди здесь, я посмотрю, кто это.

Чарли высунул голову из чулана, я не удержалась и тоже высунулась. В верхней части двери на матовом стекле вырисовывался силуэт: женская голова и плечи в профиль. Женщина была блондинкой с длинными волосами. Сердце заколотилось. О господи! Чарли нырнул обратно в чулан.

— Это моя сестра.

— О! — Я схватилась за сердце. — О, слава богу! Я думала, что это твоя жена!

— Нет, нет, это Хелен. И какого черта она тут делает? Я уставилась на него. А мне-то откуда знать?

— Послушай, — сказал он, — скорее всего, ничего не случилось, но я должен пойти и поговорить с ней. Я от нее отделаюсь. Наверное, она заехала забрать какие-нибудь вещи Эллен. Жди здесь, я вернусь через секунду.

Я сидела, скрючившись среди ведер, дров для камина, обувного крема, пылесосов, половых тряпок, и меня переполняли страх и стыд. Господи, ну что я здесь делаю? В чулане для швабр, черт возьми, как какая-то дешевка! А если бы это была его жена? Какой ужас тогда бы мне пришлось пережить? «Ну уж нет, — решительно подумала я, судорожно приглаживая волосы, — нет, здесь мы не останемся, и я скажу это Чарли, как только он вернется. Мы пойдем в спальню, на королевскую кровать, под уютное одеяло! А может, так будет только хуже? — внезапно испугалась я. — Тогда я уж точно буду чувствовать себя шлюхой! В ее спальне. Но ведь это не ее спальня, не так ли? Это же практически его холостяцкая квартира, его берлога». Я сглотнула слюну. От этого мне легче не стало: ведь он, между прочим, не холостяк. Я приказала себе не думать об этом, так как понимала: как только он вернется и я снова окажусь в его объятиях, меня охватит такая страсть, что я забуду обо всем на свете. Я нахмурилась, глядя на электрическую лампочку. Интересно, хорошо это или плохо, что страсть помогает преодолеть сомнения? Вообще-то, об этом мне думать тоже не хотелось. Проклятье, почему он так долго?

Я приложила ухо к двери. Интересно, что там происходит? И вдруг я поняла, что слышу голоса, причем они приближаются! Я в ужасе отпрянула! О боже, как будет унизительно, если меня здесь обнаружит его сестра! Но голоса вроде стихли, и я стала ждать, онемев от страха, пока кто-то тихонько не приоткрыл дверь.

— Она ушла, — прошептал Чарли. — Эллен плохо себя чувствует. Ее стошнило после экзамена по балету, и Хелен привезла ее сюда. Я посадил ее в гостиную перед телевизором. Дорогая, боюсь, наше волшебное свидание рассыпалось в прах и пыль. Не думаю, что мы сможем…

— Ты что, конечно, нет, — ужаснулась я. — Нет, нет, я пойду. Я должна уйти сейчас же!

Я чувствовала себя отвратительной мерзкой дешевкой.

— Мне обязательно идти мимо двери? — пролепетала я, лихорадочно заправляя рубашку. — Я имею в виду мимо гостиной? На пути к выходу?

— Да, но она закрыта. Эллен тебя не увидит. Пошли. — Он взял меня за руку, а потом повернулся и крепко поцеловал в губы. — Люси, знай, — страстно прошептал он, — у нас с тобой есть незаконченное дельце. Увидимся очень, очень скоро, моя дорогая.

Я кивнула, сглотнув слюну, и на цыпочках с туфлями в руках пошла по коридору к входной двери мимо гостиной. Но внезапно дверь приотворилась.

— Пап, а где пульт? Я не могу… о! — Эллен замерла. Маленькая светловолосая девочка в очках. Она увидела меня и выпучила глаза, а потом повернулась к отцу.

— А! Эллен, дорогая, это… это Лаура. Лаура работает со мной на Би-би-си. Она зашла, чтобы забрать бумаги. Да, Лаура?

— Да! Да, так оно и есть, — согласилась я. Девочка внимательно меня изучала. И тут увидела, что в руке у меня туфли.

— Почему вы без обуви?

— О! Ногу натерла. Ты не представляешь, как тяжело ходить по… по… полям, — нервно выпалила я, пытаясь вспомнить, какое же место находится вдали от Лэнгтон-Виллас и отца Эллен.

— По полям? — она сдвинула брови. — На Би-би-си?

— Ну… ну да, понимаешь, у нас съемки на натуре. Природные съемки, да. С животными и все такое.

— Ух ты! Как в «Ветеринарном патруле»?

— М-м-да. Вроде того.

— Обожаю эту программу! На днях показывали такого симпатичного хомячка, у него была всего одна лапка, и ему срочно нужен был дом, а мама сказала, что нельзя его взять. Но наверняка же его взяла какая-нибудь добрая семья, да?

Я посмотрела на Чарли. Он внимательно исследовал обои.

— Мы… мы делаем все возможное, чтобы никто не остался без крова, — прохрипела я. — Но это зависит от того, какое животное кому подходит, — кивнула я.

Эллен тоже кивнула.

— Понятно. Значит, вы не разрешите взять пони тому, кто живет в Лондоне?

— Н-нет, — согласилась я, глотая слюну. — Это вряд ли.

— И Лабрадора в квартиру на высоком этаже?

— Хм-м, нет. Нет, ты права. — Какая пытливая болтушка, однако!

— Пойдем, Эллен, — вмешался Чарли, — иди в кровать. Ты устала и можешь простудиться.

Когда она исчезла в комнате и закрыла за собой дверь, я в изнеможении облокотилась о дверной косяк. Потом надела туфли, точнее, влезла в них кое-как.

— Позвоню тебе, моя драгоценная. — Чарли наклонился и поцеловал меня. — До скорого.

Я бежала, пока не оказалась в относительной безопасности — на своей старой улице. Погода была промозглой, и я склонила голову и скрестила руки, пытаясь разложить эмоции по полочкам. Прежде всего, я была невероятно разочарована, что наше свидание так резко прервали, но еще мне было очень стыдно. Можно даже сказать, что меня мучила совесть. А ведь я даже не сделала ничего такого, из-за чего стоило бы мучиться. Подумаешь, пообнималась с парнем в чулане для швабр! Но у меня было такое чувство, что зловещие предзнаменования уже окружили нас со всех сторон, хотя мы так толком и не повеселились, даже не начали наш рискованный роман. Они грозили все испортить, заставляли нас думать о последствиях, которые наша связь будет иметь для других. Как это несправедливо. Я в отчаянии пнула старую банку колы. Сами посудите, если после начала романа прошло полгода, такие чувства могут появиться вполне заслуженно, но на первом свидании? Умоляю.

Солнце совсем скрылось, и пошел дождь. Жалко, что я надела не джинсы, а эту идиотскую юбку.

Кстати, его сестра… Я прищурилась, глядя на мокрый тротуар. Мне показалось, что я ее узнала, хотя видела мельком, через дверь. Я где-то ее уже видела, но где именно — ума не приложу. Ну и ладно. Я поежилась и посмотрела на часы. За Джеком ехать еще рано, тогда он поймет, что мой день не удался… Вряд ли я выдержу его насмешки. Я резко развернулась на каблуках, быстро зашагала к повороту и свернула налево, на Кингс-роуд, чтобы купить себе джинсы.