"Энтони Варенберг. Наследие мертвых ("Конан") " - читать интересную книгу автора

распространялись о своей прежней жизни. Никто толком не знал, кто они,
откуда пришли и куда направляются. Ирьола была так юна, что скорее могла бы
сойти за младшую сестру, но никак не жену Элиха. Ей не было даже пятнадцати
зим от роду.
Они не прожили вместе и года, когда Элих погиб в море. Внезапно
налетевший шторм перевернул его лодку совсем недалеко от берега, но выплыть
парень не сумел. Трое других рыбаков, что были с ним, спаслись, а он нет.
Три дня и три ночи Ирьола исходила криком, убиваясь над бездыханным
телом Элиха, рвала на себе волосы, ногтями в кровь расцарапала свое лицо -
шрамы так и остались, обезобразив ее, словно не сама она, а неведомый дикий
зверь терзал эту женщину. Она совершенно обезумела от горя своей потери.
Жители поселка, сочувствуя Ирьоле, приносили ей еду, зачастую остававшуюся
нетронутой.
Похоже было, что она решилась уморить себя голодом, чтобы поскорее уйти
за черту миров и соединиться с Элихом навеки. Но Ирьола не умерла. Вскоре
женщины, более наблюдательные, чем их мужья, начали перешептываться, будто
она носит под сердцем дитя. Но по всему выходило, что понесла Ирьола уже
после того, как ее муж погиб. И это при том, что она никого из мужчин к себе
близко не подпускала, живя совершеннейшей затворницей! Разве у кого-то
поднялась рука овладеть ею силой, другого объяснения не было. Холодной
осенней ночью она родила, без всякой помощи, совершенно одна. Но ребенка так
никто никогда и не видел. Ирьола сказала, что он сразу умер.
В течение следующих лег она жила тем, что плела на продажу сети. Тихая,
молчаливая, по-прежнему в полном одиночестве и всем чужая.
Вот у нее-то Конан и нашел временное пристанище. При этом взгляде на
Ирьолу он понял, что этой женщине недолго осталось. Очень уж она была худа и
бледна, только на щеках изредка вспыхивали пятна лихорадочного румянца. По
ночам она заходилась разрывающим грудь кашлем, оставляя на простынях
кровавые следы, и почти не могла работать, потому впервые за долгое время и
пустила к себе постояльца, который мог заплатить ей за приют. Й Конан
платил, даже больше, чем Ирьола запросила, жалея ее и стараясь как-то
помочь. Признаться, он весьма неуютно чувствовал себя в ее жилище. И дело
тут было не в самой Ирьоле, а в том, что киммериец никак не мог избавиться
от ощущения чье-то постороннего присутствия, словно рядом обитал призрак. То
он слышал чей-то голос, то иные, непонятно откуда - из пустоты -
доносившиеся звуки, а то и вовсе замечал на песке возле дома следы босых
ног, которые никуда не вели! Или же до его слуха доносился тихий плач, Конан
мог поклясться, что - детский. Он начал было опасаться за собственный
рассудок, ибо Ирьола держалась так, словно ничего особенного не происходит.
Но по мере того, как она все заметнее теряла силы, Ирьола вдруг начала
оказывать варвару весьма откровенные знаки расположения. Он не знал, как на
них реагировать. Как женщина, она его совершенно не привлекала, в ней и
женского-то почти ничего не осталось, тоже скорее бесплотный дух, чем
человек.
- Не нравлюсь я тебе, - сказала она однажды. - Не удивительно! А
когда-то красивая была... давно...
- Сколько тебе лет? - спросил киммериец.
- Двадцать пять.
Боги, да он был уверен, что не меньше сорока!
- Беды людей не красят, - пожала плечами Ирьола. - Ничего странного. И