"Алексей Варламов. Красный шут (Биографическое повествование об Алексее Толстом) " - читать интересную книгу автора

Вообще Алексей Аполлонович был довольно своеобразным созданием. В
детстве Алеша Толстой его любил, в молодости относился с почтением, но
позднее над отчимом подтрунивал и наделил его одной чертой его заклятого
врага барина Краснопольского: Бостром был хром, после того как пуля графа
Толстого попала ему в ногу, и именно его, Бострома, крестьяне звали "хромой
барин". В остальном, правда, он был полной противоположностью князю
Краснопольскому. Либерал, прогрессист, интеллигент.
Своего родного-неродного сына этот беспечный и красноречивый человек
действительно любил, но был, по мнению жены, слишком мягок к нему, и
Александра Леонтьевна наставляла супруга, как правильно себя с 12-летним
мальчиком вести:
"Пожалуйста, вот еще, Алеша, не обращай слишком большое внимание на его
способность писать и, главное, не захваливай его. Он уже теперь Бог знает
что вообразил о своих способностях и, я знаю, в Самаре хвастал... Вообще мне
теперь с ним опять трудно. Приходится бороться с ним и с собственным
раздражением. Очень тяжело. У него теперь такое настроение, когда он ничего
всерьез принимать не хочет и ему все тру-ля-ля, а это я ненавижу больше
всего... Его манит только легкое и приятное".
Мания к приятному сохранилась в красном графе до последних дней жизни,
он сколько мог старался избегать в жизни печального, тягостного и любил
устраивать для себя и своих близких людей праздники и фейерверки, но и
трудолюбию, необходимому, чтобы на праздники заработать, родители сумели его
научить - так что основным чертам своей натуры Толстой был обязан именно
этим без закона, но в любви жившим людям.
Способности к словотворчеству, к умению писать у Алеши Толстого стали
проявляться рано. Достаточно почитать его детские письма к родителям, чтобы
увидеть, как легко, свободно он владел родным языком:
"Мамуня, я сейчас написал "Бессмертное стихотворение" с одним рисунком,
я ведь ужасный стихоплет. Вчера был в бане, прекрасно вымылся. Учение идет у
меня все так же. Из Арифметики мы еще все на простых дробях. Из географии я
нынче отвечал про Японию. Погода нынче очень скверная. Ветер так и завывает:
уууу...
Мамунечка, ты не больно зазнавайся, скорей приезжай... Я прочел твою
сказочку, но не пойму, что означает самый последний сон, где поют мальчики,
а в них бросают цветами".
"Папе дела по горло, я ему помогаю; встаем до солнышка, будим девок
молотить подсолнухи; намолотим ворошок - завтракать, после завтрака до
обеда, который приходится часа в 2-3, молотим, после обеда опять работаем до
заката, тут полдничаем и еще берем пряжку часов до 10.
Я присматриваю за бабами, чтобы работали, вею, иногда вожу
верблюдов..."
Так протекала хуторская жизнь с ее немудреными, но очень разнообразными
заботами.
"Оглядываясь, думаю, что потребность в творчестве определилась
одиночеством детских лет: я рос один в созерцании, в растворении среди
великих явлений земли и неба. Июльские молнии над темным садом; осенние
туманы, как молоко; сухая веточка, скользящая под ветром на первом ледку
пруда; зимние вьюги, засыпающие сугробами избы до самых труб; весенний шум
воды, крик грачей, прилетавших на прошлогодние гнезда; люди в круговороте
времени года, рождение и смерть, как восход и закат солнца, как судьба