"Борис Васильев. Живая очередь" - читать интересную книгу авторадостать? И кагору бы. "Араплы" он назывался, я все помню!
- Сделаем, - сказал Иван Степанович. - Для такого случая, Лидочка, ничего не жалко. Он хорошо знал все законы и постановления и неукоснительно, с подчеркнутой старательностью соблюдал их во всех случаях жизни. Это был его собственный способ борьбы с повсеместно укоренившимся разгильдяйством и наглым ничегонеделанием: Иван Степанович личным примером как бы укорял и стыдил всех тех, кто позволял себе не исполнять, нарушать и обманывать. И чуточку гордился этим своим личным вкладом в общее дело. Но просьба жены требовала официальных разрешений, чтобы это не выглядело нарушением. Конечно, никто не объявлял сухого закона, и все же Иван Степанович терзался, не нарушает ли он тем самым... Но ответ могли дать только в официальном учреждении, и он, взяв старое, пожелтевшее свидетельство о браке, пришел в загс. - Видите ли, тут такое деликатное дело. Мы с супругой хотели бы отметить... - Это сорок лет получается? - почему-то с невероятной брезгливостью спросила молодая сотрудница. - Ишь, чего захотели. Положено пятьдесят, и ждите. - Но... десять лет ждать, могу и не дожить, - вдруг заискивающе сказал Иван Степанович, но девица перебила: - Вот если кто из вас помрет, то по свидетельству о смерти могу дать разрешение на десять бутылок водки. - Не нужна нам водка. - Иван Степанович чувствовал собственную угодливую интонацию, негодовал, но сменить ее не решался. - Нам бы - Араплы! - презрительно повторила девица. - У нас нет никакого кагора с шампанским, а есть алкогольные единицы. Доживете до своей золотой, и я вам лично десять единиц... - Я понял, понял, хорошо! - вдруг суетливо и виновато заговорил Иван Степанович, взял свидетельство и вышел из загса с большой поспешностью. Конечно, его неприятно кольнуло, что сотрудница так бестактно намекала на их невеселый возраст, делая это с особо настырной бесцеремонностью. И все же не это было самым обидным. Зависимость - вот что оказалось нестерпимо оскорбительным. Глупейшая зависимость от скверного настроения, каприза, дурного характера, сиюминутной обиды тех, от которых зависело, дать ему право исполнить просьбу жены или - не желаю, и все! - не давать такого права. "Господи, ведь я же и тогда непьющим был, - с глубокой обидой думал Иван Степанович. - А теперь к алкашам приравняли. На пенсии, на старости лет..." Да, никто больше не посылал последнюю свою картошку на чужой праздник. Никто... А праздник все равно должен был состояться непременно таким, каким хотелось видеть его Лидочке - располневшей, усталой, одышливой. А хотелось ей, чтобы на праздничном столе в честь сорокалетней годовщины ее великой радости стояли две бутылки - бутылка шампанского и бутылка кагора "Араплы", которых ни она, ни ее Ванечка заведомо не тронут, поскольку это им давно уже запретили врачи. Но тронут их дети. По глоточку, как причастие. И непременно все трое. А идти было некуда. И жаловаться не на кого. Потоптался Иван Степанович |
|
|