"Иван Василенко. В неосвещенной школе" - читать интересную книгу автора

Урядник внимательно осмотрел тетради и вернул мне.
- Да, бумага неважная. Однако ж никакого нарушения закона я тут не
усматриваю. Вот ежели бы он водкой без патента торговал, я бы ему показал
кузькину мать. Или табаком без акцизной бандероли. А тетради - это не
предусмотрено. Кстати, Наум Иванович, ты где это покупал? - кивнул он на
недопитую бутылку, стоявшую на столе.
- У него, - буркнул Перегуденко.
- Не заметил, патент на стеночке висит?
- Кажись, висит.
- Ну, значит, все в порядке. А вам, молодой человек, я советую: не
обостряйте отношения из-за пустяков. Вы кто? Учитель? Значит, ваше дело
учить как можно лучше. Он кто? Купец? Его дело торговать с наибольшей
выгодой. Не нравится бумага - пусть в городе покупают.
Никто не неволит. Рыба ищет, где глубже, а человек - где лучше. Так-то.
Рюмочку не желаете? Иванович, что ж не угощаешь учителя?
- Пусть пьет, мне не жалко.
От рюмочки я отказался и пошел в школу, довольный тем, что выполнил
поручение Ильки вступить с лавочником в непримиримую борьбу, и в то же время
озадаченный: писать-то на паршивой бумаге все-таки нельзя? До самого вечера
я размышлял, стоит ли разговаривать с лавочником, как советовал попечитель.
А если он сразу пойдет на уступку- какая же это будет "непримиримая борьба"?
"Нет, все-таки поговорю, - решил я, - чтоб не переложили за все вину на меня
одного".
- Тетя Прасковья! - позвал я сторожиху, мывшую пол в классе.
Послышалось шлепанье босых ног, и предо мною предстал мой "ординарец" с
мокрой тряпкой в руке, с прядями выбившихся из-под черного платка бесцветных
волос.
- Слушаю, соколик!
- Где у нас открылась лавочка? Как ее найти?
- Лавочка? А это на Третьей улице. Двор Тимохи Куприянова знаете? Вот в
его доме. Тимоха-то хозяйство свое промотал, ну и подался в город, где-тось
на заводе раскаленное железо кует, чертей тешит, а дом купцу под лавку сдал.
Спасибо Науму Ивановичу, отобрал у него коня, а то б он и коня промотал.
Я вспомнил, что рассказывал мне Надгаевский о разорении Куприянова, и
присвистнул.
- За что же ему спасибо говорить, если он-то и разорил Куприянова?
- Господь с вами! Что вы такое говорите! - бросив тряпку и крестясь,
воскликнула Прасковья. - О таком человеке - да такие слова! Грех!
- Ну ладно, тетя Прасковья, мойте пол, а я в лавочку схожу.
Стемнело, когда я разыскал дом Куприянова. На всей улице только в этом
доме и светилось окно. Пахло свежеструганым деревом и краской. Проворный
народ - лавочники: уже успел и вход с улицы сделать. Я толкнул дверь-над
головой звякнул колокольчик. За прилавком, обитым оцинкованным железом,
стоял крепко сложенный мужчина с черной седеющей бородой, а перед стойкой
двое парубков пальцами разрывали тарань, с чмоканьем сосали ребрышки и
запивали пивом. Я сказал:
- Здравствуйте.
Все трое ответили:
- Здравствуйте.
А парубки еще и пригласили: