"Людмила Васильева. ...И двадцать четыре жемчужины " - читать интересную книгу автора

скорее попасть в старицкие пещеры, он избрал в спутники Кораблева, надеясь
от него и при его посредничестве собрать сведения о старицких пещерах и
монастыре.
Кораблев приглашение принял охотно. В поездку отправились на машине
Эньшина. По пути Семен Михайлович расспрашивал об истории Старицкого
монастыря, о создании музея. Разумеется, не был в рассказе обойден и помещик
Муренин, о котором Кораблев знал. Можно было позавидовать умению Эньшина
вытрясти из собеседника нужные ему сведения.
- Великолепный вы рассказчик, Андрей Андреевич, какие истории хранит
ваша память! Теперь я не смогу уехать из монастыря, пока все подробно не
осмотрю. Стоит представить всю эту историю: старый барин, собиратель
сокровищ, трагическая смерть его преданного слуги - великолепный сюжет,
материал для такого писателя, как Алексей Толстой. Так вы говорите, что
история с поиском его сокровищ оборвалась в войну? И дальше не
возобновлялась?
- Как же, искали и после войны. Подробнее мы можем узнать в музее.
- Ну а немцы, они ведь там были? В каком состоянии монастырь оставили?
- Они взорвали бывшие конюшни и коровник, и трапезная была сильно
повреждена, остальные строения не успели уничтожить - наши наступали
стремительно. Немцы перед уходом все заминировали, но взорвать не успели:
партизаны помешали. В музее эта история в документах отображена. Да, чуть не
забыл - недавно отыскали во Пскове портрет самого Муренина, теперь он в
экспозиции музея.
- Очень любопытно, очень, - поощрял Кораблева Семен Михайлович и
продолжал его расспрашивать.
При подъезде к монастырю стояли в цвету чудом уцелевшие в войну старые
липы, а дальше - молодые, посаженные уже после войны. Аллея из них вела к
главному въезду в монастырь. У высохшего рва, окружавшего некогда монастырь,
буйно разрослось многотравье.
Кораблев с Эньшиным остановились в небольшой гостинице для туристов.
Построенное с претензией на современный стиль, здание выглядело нелепо среди
старых построек, напоминая духовку со стенками из прозрачного огнеупорного
стекла.
Несмотря на огромные окна, в номере было душно. Бросив чемоданы,
Кораблев и Эньшин поспешили выйти на улицу и направились к монастырю. У
входа в музей толпились туристы. Некоторые отдыхали неподалеку, прямо на
траве, разложив на газете прихваченную из дому снедь. А группа подростков
устроилась под большим деревом с неизменным транзистором.
Эньшин с Кораблевым зашли в музей. Внутри было прохладно и мрачновато.
Кораблев сразу же остановился возле экспоната восемнадцатого века -
"Крестьянская резьба". Его внимание привлекло изображение водяного, очень
нетрадиционное: вполне реальный развеселый мужик под хмельком, с большой
рыбиной в руке. "Нужно набросок сделать, - решил Кораблев, - до чего хорош!"
И хотя Эньшину восемнадцатый век сейчас был ни к чему, он похвалил
резьбу и потащил Андрея Андреевича к девятнадцатому веку, к коему, как он
полагал, и относился найденный им план. Присоединившись к экскурсии,
Кораблев и Эньшин спустились в пещеры: посетителей-одиночек без музейного
работника туда не пускали.
У чугунных плит, вделанных в стены пещеры, экскурсовод заученно быстро
объяснял: