"Ариадна Андреевна Васильева. Возвращение в эмиграцию, Книга 1 " - читать интересную книгу автора

каждодневные походы на пристань к прибытию кораблей из России и ожидания на
холодном ветру занимали нас гораздо меньше, чем затея Коли Малютина. Он
хотел выкрасть у спившегося поручика Аркадьева несколько патронов, высыпать
из них порох и, бросив в мангалку, устроить "хорошенький тарарам в
муравейнике", как презрительно называл Коля наше многолюдное общежитие.

В сумерках мама и дедушка возвращались. На молчаливый вопрос в
бабушкиных глазах мама качала головой и говорила:

- Есть в одном месте работа, но мне это не подходит.

Дедушка вообще ничего не говорил. И без того было ясно, что ни дяди
Кости, ни тети Ляли он снова не встретил.

Потом они ели остывший суп, сваренный на всех беженцев в огромных
котлах во дворе, а бабушка начинала стелиться. Она ползала на коленях по
тюфякам, расправляя сбившиеся за день простыни и одеяла. Дедушка ложился, и
становилось видно, какой он худой и длинный. Мы трое, стараясь не стукаться
об его острые локти и колени, облипали деда со всех сторон. Он читал
наизусть детские стихи, Конька-горбунка, а иногда просто смотрел в
пространство, не вслушиваясь в наш лепет.

Красотой в ту пору мы не блистали. Под огромными светло-карими Петиными
глазами залегали голубенькие тени и старческие какие-то морщинки, толстые
Таткины щеки опали, из румяных превратились в бескровные, бледные. Как
выглядела я сама, трудно судить. Я была на полголовы ниже рослого Пети,
коротко острижена под мальчика, руки-ноги тонкие, мосластые колени вечно
сбиты. Укладывая меня спать, мама приговаривала:

- Спи, голенастенький мой петушок.

Я протестовала:

- Это не я, Петя у нас голенастенький.

Мама смеялась и добавляла:

- Оба хороши, два сапога пара.

Пока мы слушали про чудесные приключения Ивана и его конька, бабушка
молилась Богу. Она просила, чтобы он сотворил чудо и вразумил оставшихся в
России ее детей, как нас разыскать. Она истово шевелила губами, не сводя
взора с прислоненной к подушке иконе, крестилась, неторопливо и плотно
прижимала сложенные персты ко лбу, полной груди, широким плечам. Бабушка
наша была большая, рыхлая. Мы любили сидеть на ее мягких коленях, вдыхать
чуть слышный аромат когда-то надушенного платья.

Томительными, нескончаемыми вечерами мама сидела на краю постелей.
Сидела недвижимо, мрачно глядя перед собой. Если я подползала - вздрагивала,
словно очнувшись, обнимала и прижималась губами к моему виску.