"Владимир Васильев. Дальше в лес...(Василид-2)" - читать интересную книгу автора

трухлявый, или в кучу листьев прошлогодних, с иголками перемешанных, а потом
обратно в человека, то есть в лешего. Какой он человек? Не человек он уже
вовсе, существо лесное. Наверное, про лес он все знает, а про людей вряд ли.
Неинтересны ему люди. Поэтому и говорят: леший знает - бо он знает то, что
нам неведомо, отчего он от людей ушел, а к лесу пришел. Уж и мы зверя
чувствуем. А он и сам зверь. Леших и крокодилы боятся.
- А ты откуда знаешь? - хмыкнула Нава. - Сам, что ль, из леших?
- Если б сам, то ты со мной сейчас бы шутки не шутила... Народ
сказывал, а народ по крохам знание собирает: один - кроху, другой -
крошечку, так и получается, что человек не знает, а народ знает... А ты что
так лешим заинтересовался?
- Да слово знакомым показалось, только то, что ты про него рассказал,
совсем не про него. Не про это слово. Что-то оно для меня другое значило, а
что... леший знает, - хмыкнул я.

- Пойдем к моему одежному дереву, - предложила мне Нава, когда я уже
почти свободно научился передвигаться с палкой.
И мы нанесли визиты всем деревенским уважаемым семьям, где Нава
радостно объявляла, что я ее муж, а она моя жена. Мне не жалко, хотя я не
совсем четко понимал, что она под этим статусом понимает. Спали мы на разных
лежанках.
- И ты научишь меня выращивать одежду? - обрадовался я.
- Попробую, - пообещала Нава. - Меня мама научила, а я тебя научу. Твоя
мама не учила тебя выращивать одежду?
- Я не помню, - честно признался я. - Я не помню свою маму и не помню,
чему она меня учила.
- Тогда я буду тебе не только женой, но и мамой, - обрадовалась Нава.
"А кто же мне будет дочкой?" - спросил я про себя.
Мне почему-то больше всего нравилось мысленно называть ее дочкой. Но
вслух я это слово произносить не решался, понимая, что оно ее расстроит. Он
хотела быть женой, а не дочкой. Да и то верно, что отец из меня
никудышный, - это она нянчится со мной, как с малым ребенком. Мамуля...
И мы пошли. Наш дом был крайним в деревне, дальше начинался лес.
Впрочем, он и в деревне начинался, но его время от времени отпихивали,
заливая траву травобоем, чтобы можно было относительно свободно
передвигаться от дома к дому и особенно когда устраивали общие собрания на
площади, то есть на большой поляне, свободной от кустов и деревьев. Правда,
кроны их все равно сходились над ней куполом, и солнцу в безветренную погоду
было трудновато пробиться.
Мы пошли в сторону от деревни. Нава торила тропинку, ориентируясь по
своим особым приметам.
- Ты запоминай, запоминай! - требовала она. - Как от дому отошел, сразу
идешь вот к этой старой ели, видишь, какой у нее ствол изогнутый? У елей так
редко бывает, поэтому легко запомнить.
Я и запомнил, кажется.
- А от ели в левую сторону, ну, в которой сердце стукотится, во-он к
тому дубу коренастому. Ты на другие деревья-то не обращай внимания, а только
на те, что я тебе показываю, а то в голове все перепутается.
- А чего это они? - опешил я, увидев, как чуть сбоку от траектории
нашего маршрута три дерева неопределенной породы (я вообще в породах