"Букет для будущей вдовы" - читать интересную книгу автора (Русанова Вера)

Глава вторая, в которой я с ужасом узнаю о том, что у этой истории есть предыстория, поражаюсь избирательному "склерозу" Митрошкина и преступно скрываю от следствия важные факты.

Милиция приехала уже через полчаса, но ещё раньше примчался Шайдюк, всклокоченный, слегка опухший после вчерашних Рождественских "возлияний" и злой, как сто индейцев. Вместе с ним появился неизвестный мужчина в строгом сером костюме и черной, соответственно случаю, рубашке. Чуть длинноватые волосы незнакомца были зачесаны назад, мягкий подбородок мелко подрагивал. "Директор наш коммерческий", - пояснила повариха тетя Таня, принесшая в палату завтрак. - Ох, сейчас и переживает, наверное! И так народу - три калеки, а после такой "рекламы" никто, вообще, сюда лечиться не ляжет".

Это было бы весьма логично. Я так, например, испытывала неодолимое желание прямо сейчас, сию секунду, получить свои ботинки и полушубок и убраться отсюда как можно дальше. Но сразу после приезда милиции нас в темпе распихали по палатам и вежливо попросили не высовывать носа, а так же не звонить пока друзьям и родственникам и не пытаться скрыться, не побеседовав с сотрудниками органов.

Мы с Алисой сидели каждая в своем углу и подавленно молчали, не в силах произнести ни слова. Наши завтраки - два омлета, бутерброды с сыром и два кофе в фарфоровых чашечках - стыли на столе. Те несколько фраз, что успел деловито уронить эксперт-криминалист, прежде чем нас разогнали по номерам, напрочь отбивали всяческий аппетит...

"Труп Барановой Галины Александровны 1937 года рождения с явными признаками асфиксии... предположительно задушена подушкой... обнаружен на кровати в номере 9. Ноги раскинуты в стороны, руки прижаты к груди. Простынь скомкана, одеяло лежит на полу рядом с кроватью, подушка - в ногах тела. На груди трупа - гроздь розового столового винограда весом приблизительно пятьсот граммов. Одна ягода - во рту трупа... Трупное окоченение хорошо развито во всех группах мышц..."

В коридоре раздавались шаги, слышались негромкие голоса. Пахло сердечными каплями. Как ни странно, Викторию Павловну привели в чувство довольно быстро, а вот с "невротиком" из третьей палаты медсестре пришлось возиться чуть ли не целый час. Периодически она проносилась мимо нашей двери в своих белых сабо и звучно сообщала: "У Лесникова опять истерика! Может быть, ему реланиума вколоть?"

В ответ что-то угрюмо бормотал Анатолий Львович, и хлопанье сабо снова гасло в конце коридора.

Мы молчали. Алиса мяла в пальцах незажженную сигарету и едва слышно цокала языком, словно пыталась припомнить какой-то ритм. Я тупо собирала в мелкие складки край покрывала. В комнате не пахло ничем, кроме терпкой туалетной воды моей соседки, но мне почему-то упорно мерещился сладковатый душок разлагающегося мертвого тела.

Первой заговорила Алиса.

- Страшно.., - просто и тихо сказала она. - А тебе страшно, Жень?

- Не то чтобы страшно, просто на душе гадко как-то...

- Вот-вот! - она, наконец, отложила истерзанную сигарету в сторону. Кажется, будто шальная пуля рядом с башкой пролетела: хоть и не задела, а все равно все поджилки трясутся...

Я была не в самом поэтическом настроении, поэтому образность Алисиного высказывания оценила, но ответить в том же духе не смогла. Слишком уж приземленно реальными были и синюшные ноги Галины Александровны с расширенными варикозными венами, и её задравшаяся ночная сорочка, и распечатанная пачка "Юбилейного" печенья, из которой она, вероятно, успела съесть перед сном всего лишь две-три печенюшки...

Впрочем, Алиса тоже достаточно быстро вернулась к "прозе жизни".

- Про бутылку не скажем? - в голосе её слышалось что-то заискивающее и заговорщическое одновременно. - Да ведь?.. Пусть пока постоит в шкафу, а потом выкинем!

Я догадывалась, что она заговорит об этом рано или поздно, но все равно как-то напряглась и почувствовала гаденькую, холодную пустоту в животе.

- Ну, можно, наверное, и не говорить.., - мне хотелось, чтобы фраза прозвучала раздумчиво и невозмутимо, однако, вместо этого из горла вырвалось какое-то жалкое блеяние. - Все равно ведь и ежу понятно, что это - простое совпадение!.. Это же надо быть совсем конченным психом, чтобы сначала демонстративно распить вино с двумя свидетелями, а потом подложить к трупу такую же гроздь, как на этикетке...

Ах, как позорно и явно маячил в конце последнего предложения знак вопроса!

Алиса обиженно усмехнулась:

- Если хочешь, кстати, можешь и сказать! Я тебя молчать не заставляю. Просто прошу... Как будто я не знаю, о чем ты сейчас думаешь! "А вдруг я ничего милиции не расскажу, а, на самом деле, это она и есть убийца? Или сообщница!"

- Ничего я такого не думаю!

- Думаешь-думаешь! - указательным пальцем она катнула сигаретку по столу. - Сидишь и трясешься вся, вместо того, чтобы логически мозгами раскинуть... Ну, что тебе кажется подозрительным, а? То, что я к Рождеству вино притащила, или то, что на этикетке виноград нарисован?.. Просто вино, как это ни странно, делают из винограда! Делали бы из морковки - морковку на бутылке бы нарисовали...

"И на грудь Галине Александровне тогда тоже положили бы морковку!" промелькнула у меня в голове истерическая мыслишка. Естественно, вслух я её произносить не стала и вместо этого с фальшивым возмущением фыркнула:

- Да ничего мне не кажется подозрительным! Что ты ко мне пристала?!

- Если бы ты только знала, как я сама жалею, что притащила это дурацкое вино! - Алиса вздохнула. - Ну, кто же мог предполагать, что такое случится?!. В принципе, даже если и узнают про бутылку, ничего страшного, наверное, не будет. Разберутся, конечно. Обидно только, что проформы ради по всяким допросам затаскают, слухи поползут...

- Да, слухи это, конечно, неприятно... Особенно, в маленьком городке.

- "Неприятно"?!! Ничего себе, "неприятно"!.. Да меня с работы вышвырнут и все! Вот и пойду потом полы в каком-нибудь детском садике мыть.

- Ну, это ты, по-моему, слишком краски сгущаешь!

- Если бы! - она снова горько усмехнулась. - Уволят и "до свидания" не скажут!

- А что, у вас в Михайловске такая конкуренция среди продавцов? Или в коммерческих киосках, как в английских клубах - репутация заведения превыше всего?

- Да при чем тут репутация?.. Просто хозяин, естественно, не захочет, чтобы вокруг "точки" менты крутились. Какая ему радость такое внимание к своему бизнесу привлекать?

- Понятно.., - я глуповато покивала и торопливо отвернулась к окну, не зная, что ещё сказать.

Сухо чиркнула зажигалка. Запахло сигаретным дымком, в воздухе повисло сизое клубящееся облачко. Алиса таки решила нарушить строжайшее правило профилактория и закурить прямо в комнате. Я обернулась. Она сидела, слегка наклонившись вперед, поставив оба локтя на стол, и часто-часто смаргивала своими чуть раскосыми лисьими глазами.

Что я, в принципе, о ней знала? Да, собственно, почти ничего. Моя ровесница, но замужем вот уже, кажется, пять лет. Детей нет. Муж работает охранником в каком-то коммерческом банке. Вот и все!.. Да, чисто по-человечески Алиска мне нравилась. Да, я прекрасно понимала её нежелание связываться с милицией: сама когда-то вот так же дрожала: "Что угодно, только не это! Не разберутся, обрадуются, что есть на кого убийство повесить, посадят лет на пятнадцать!" Да, я чувствовала, что розовая кисть винограда на этикетке и виноград на груди Галины Александровны - всего лишь страшное, нелепое совпадение...

- Жень! - она в очередной раз глубоко затянулась и помахала ладонью перед лицом, чтобы разогнать дым. - Ну, что ты так напрягаешься? Вот прямо сейчас на тебя кинусь и тоже подушкой задушу!.. "Тоже" - не в смысле, что и тетку эту тоже я задушила, а в смысле, что "тоже подушкой"... Тьфу ты, черт! Вот видишь - уже оправдываюсь!

- Да, я понимаю, понимаю...

- В конце концов, что я - похожа на маньяка что ли?

- А что у маньяков обязательно какая-то "типическая" внешность? Вон, говорят, Чикатило очень даже мирной наружности был дядечка! - я всего лишь хотела пошутить для того, чтобы разрядить атмосферу, но шутка получилась, мягко говоря неудачная. Алиса ещё больше нахмурилась и нервно передернула худыми плечами. Пришлось срочно уводить разговор в другую плоскость. Кстати, может это ещё и не маньяк сделал? Может, виноград этот так - для того, чтобы сильнее запутать положили... Да, вообще, пусть милиция разбирается, да?

По моим соображениям, последняя фраза должна была поставить молчаливую точку в выяснении наших с Алисой отношений: "я тебе верю, я понимаю, что ты тут ни при чем, давай не будем ничего говорить о бутылке... Ведь, на самом же деле, это простое совпадение?" Однако, моя соседка совершенно неожиданно оживилась. Совсем как вчера, когда рассказывала о фривольных Рождественских гаданиях наших прабабушек.

- В каком смысле, "не маньяк"? Ты что, ничего не знаешь что ли?

- Чего не знаю?

- Раз так говоришь, значит, не знаешь! - с каким-то радостным торжеством заключила она, с удовольствием изучая мое удивленное лицо. Настроение её улучшалось на глазах. - Конечно! Твой друг тебе, наверное, ничего не рассказал?.. Ну, правильно! Побоялся, что описаешься от страха и с родителями знакомиться не поедешь!

- А что он должен был мне рассказать? - я машинально потянулась за сигаретой и без спроса вытащила её из Алисиной пачки. Запоздало смутилась. Впрочем, Алиса лишь махнула рукой: "Да, ладно тебе! Кури!" и, перегнувшись через стол, поднесла ко мне зажигалку с дрожащим желтым язычком пламени.

- Так ты, правда что ли ничего не знаешь?

Я отрицательно мотнула головой. Она прищурилась, откинулась на спинку стула и с нарочитой невозмутимостью выдала:

- В нашем тихом Михайловске, Женечка, вот уже два месяца серийный убийца маньячит! Так что у нас тут не жизнь, а просто голливудский триллер какой-то.

- Серьезно?!

- Нет, шучу!.. Это, между прочим, уже пятая жертва. Про нас даже в "Криминале" по НТВ рассказывали... Теперь понятно, почему ты так напрягалась! Хотя, если бы про маньяка знала, наверное, напрягалась бы ещё больше?

Только теперь до меня дошел смысл Алисиного высказывания про "шальную пулю". Маньяк. Человек с больной психикой. Выбирающий жертву по одному ему понятному принципу... Маньяк был здесь сегодня ночью. Он зашел в девятую палату и задушил Галину Александровну. А ведь вполне мог бы зайти в седьмую и убить меня!.. Липкий холодный пот мгновенно проступил на лбу и под мышками. Ничего нет хуже противного запоздалого страха!

- А почему ты так уверена, что это - тоже его рук дело?

- Так почерк-то один и тот же! Мне не веришь - послушаешь, что менты скажут... Хотя, вообще-то, они могут и не сказать: у них же кругом "секреты"! Весь город знает, а они все таинственные морды делают!

Вряд ли Алиса нуждалась в поощрениях к рассказу. Наверное, она и сама выложила бы всю историю в подробностях, найдя в моем лице благодарного слушателя. Но мне не терпелось узнать, что же, в конце концов, происходит:

- Да почему я тебе не верю? Верю! Ты объясни толком, в чем дело. А то все намекаешь, намекаешь...

- Ничего я не намекаю.., - она докурила сигарету до самого фильтра и с каким-то сожалением затушила окурок о дно пепельницы. - Тебе как, с самого начала рассказывать?.. В общем, все это началось месяца два назад. Одна баба, повариха из столовой, возвращалась домой. А идти надо было через парк...

...Идти надо было через парк. В принципе, существовал и другой маршрут - в обход, мимо детского садика, по хорошо освещенной улице. Но это лишние пятнадцать минут ходьбы... Лариса никогда не считала себя трусихой. Да, и кого было бояться в тихом и спокойном, как лесная заводь, Михайловске? Бандитов что ли? Так какой от неё бандитам прок? У них свои заморочки: "бабки", "Мерседесы", разборки... Ей даже нравилось брести по темному парку, вдыхая свежий запах сосновой хвои... Тусклый свет редких фонарей, справа, на аллее - черные силуэты скамеек, а вдали, за деревьями, уже виднеются огни Комсомольского проспекта. Жалко только, что асфальтированная аллея уходит вправо, а автобусная остановка - слева. Вот кто так, скажите, строит?! Приходится идти по тропинке, и все бы ничего, если бы не толстые, узловатые корни деревьев, торчащие из земли...

Она шла по тропинке, привычно переставляя ноги с осторожностью слепого, передвигающегося на ощупь, и вдруг наступила на что-то круглое, разъехавшееся под ногой, как вареная картофелина. Кстати, картошкой и запахло. Ненавистной осклизлой картошкой, которую всегда приходится дочищать за старой, барахлящей картофелечисткой. Лариса поморщилась и сделала ещё шаг. И снова подошва сапога проскользнула по чему-то круглому и маленькому. "Да что тут, какой-то дурак пикник устраивал, что ли?" подумала она с внезапной злостью. - "Ноябрь месяц на дворе! И место романтичнее не придумаешь!.. Еще только поскользнуться не хватает и прямо в светлом пальто на землю грохнуться". Досадливо оглянулась вокруг, обречено рассчитывая увидеть поблескивающие в свете фонаря пустые консервные банки и белеющую яичную скорлупу. Но увидела совсем рядом, в двух шагах, что-то большое и темное, похожее, на мертвую собаку. Потом она так и сказала милиции: "Я подумала, что это - дохлая собака". "Такая большая?" - устало спросил милиционер. Глаза у него были красные, а волосы засаленные. "Ну, может быть, дог или сенбернар", - объяснила она почти виновато... Но это было потом, а сначала она сделала эти два шага вправо, толком не понимая зачем. Сердце почему-то колотилось бешено и больно. Точно так же оно застучало как-то раз, когда Лариса купалась в ванной и вдруг явственно услышала звук чьих-то шагов в прихожей! Тогда все оказалось нормально: она выскочила, закутавшись в полотенце, обежала всю квартиру и никого не обнаружила. Правда, в ванную забираться больше не стала - дождалась прихода мужа... Да, тогда обошлось. Но не теперь...

Теперь прямо перед ней лежал мертвый мужчина, и в свете фонарей блестели не консервные банки, а его распахнутые, остекленевшие глаза. Сначала Ларисе показалось, что у покойника во рту кляп, она почти машинально нагнулась, чтобы рассмотреть получше и увидела... Почему-то только в этот момент она по-настоящему испугалась. Глухо охнула, попятилась, ударилась спиной о ствол дерева. Закричала в голос, с каким-то болезненным стоном и, не разбирая дороги, кинулась к остановке, туда, где горели огни Комсомольского проспекта... Во рту у мертвеца была картофелина. Самая обычная, сваренная "в мундире" картофелина с растрескавшейся кожурой и белеющей на изломе мякотью...

Потом приехала оперативная бригада и нашла ещё две картофелины, не считая тех, что раздавила Лариса. А вот ножа, которым трижды ударили мужчине в живот, нигде не обнаружили. Во внутреннем кармане его серого кашемирового пальто оказался паспорт. Личность убитого установили очень быстро - Большаков Константин Иванович, 1957 года рождения, врач городской клинической больницы города Михайловска. Город говорил об убийстве две недели...

А через две недели, точнее, через тринадцать дней в подъезде собственного дома была убита Найденова Тамара Алексеевна, 1964 года рождения, вдова одного из местных бизнесменов, совладелица торговой фирмы, женщина независимая и привлекательная. Правда, когда её нашли, она уже не была привлекательной. Убийца проломил тяжелым предметом висок, поэтому половину лица залило кровью, а другую странно перекосило. Рядом с трупом лежал новенький, в упаковке, стерильный бинт и костяная курительная трубка с незатейливым узором. Пробовали искать маньяка по трубке, но это оказалось занятием малоперспективным: такие сувениры продавались едва ли не в каждом уважающем себя районном универмаге Москвы...

Еще через десять дней возле собственного гаража погиб Протопопов Борис Андреевич, 1952 года рождения, врач-гинеколог городской женской консультации. Его ударили ножом в бок и в шею, когда он открывал висячий замок на воротах. Он так и упал с ключом в руках. Потом пальцы, по видимому, разжались, и ключ остался лежать в неровной кровавой лужице. Вместе с семечками. Обыкновенными подсолнечными семечками. Мелкими и обжаренными. Этими же семечками было густо осыпано лицо убитого... Именно тогда репортаж о серийных убийствах в Михайловске прошел в программе "Криминал", и неясные слухи, будоражащие умы жителей города, обрели вполне реальные черты всеобщей паники. Правда, выдвигались успокаивающие версии, что "абы на кого" маньяк не бросится. Да, может, это и не маньяк вовсе? Большаков и Протопопов были хоть шапошно, но знакомы, а Найденова проживала как раз на территории того участка, который был закреплен в консультации за Борисом Андреевичем. Но, честно говоря, версии казались весьма хлипкими. Потому как в Михайловске всего один больничный городок, один родильный дом и одна женская консультация. Врачей не так много, и странно было бы, если б Большаков с Протопоповым не знали друг друга. Да и участков в консультации всего десять. Так что все это вполне могло оказаться обычным совпадением. А что? По сути дела, "большая деревня", где все друг друга знают!.. Однако, гораздо спокойнее было верить в неслучайность этих трех смертей. И верили.

До тех самых пор, пока в середине декабря не убили молодую упаковщицу с хлебокомбината. Она не знала ни Большакова, ни Протопопова. За всю свою двадцатипятилетнюю жизнь ни разу не лежала в больнице, а в гинекологию заглядывала только для того, чтобы пройти очередной осмотр и поставить штамп в санитарной книжке. Ее участок вела врач Палютина... Катю Силантьеву утопили в местной речушке глубиной полтора метра. Это была даже и не речка в полном смысле этого слова, а просто грязный, мутный поток, в который вливалась отработанная и, якобы, отфильтрованная вода то ли с хлебозавода, то ли из канализации. Катю схватили сзади за шею и держали лицом вниз, пока она не захлебнулась. А потом вытащили на скользкий, покрытый снежной "кашей" берег и бросили рядом с телом маленькую малярную кисть...

- ... Какую-то "филенчатую" что ли? - Алиса наморщила лоб, вспоминая трудное слово. - И ещё два бильярдных шара. Вот так!.. Мать, говорят, на похоронах плакала! Ну, понятно - единственная дочь! Хотя, проститутка была ужасная!.. Но о покойниках плохо не говорят.

- И что, опять никаких следов? - я прикурила очередную сигарету. Пачка стремительно пустела.

- А какие ещё следы? Тебе что, "следов" мало?.. Шары, кисточка. Ни фига непонятно!.. Это такой у нашего маньяка "фирменный стиль": чего-то там сам с собой прикалывается, знаки какие-то оставляет. Для кого? Непонятно! Все равно никто разобраться не может... Понимаешь теперь, почему я так из-за этой бутылки с вином всполошилась? Ого себе символ! На бутылке виноград, и на трупе - виноград... Затаскали бы - точно тебе говорю!

Она вдруг взглянула на меня тревожно и испытующе, словно хотела ещё раз убедиться в том, что я её не выдам и о бутылке умолчу. Вместо ответа я спросила:

- Слушай, а тебе не кажется, что мы вляпаемся ещё больше, если про виноград с этикетки чудесным образом "забудем", а Виктория Павловна возьмет и вспомнит?

- Не вспомнит! - Алиса быстро помотала головой. - Во-первых, она к бутылке не приглядывалась - все скромненько у холодильника сидела, а во-вторых, ей сейчас не до того... Прикинь, что бы было, если б мы у себя эти маникюрные ножницы оставили, и ты бы или я их утром в девятую палату понесли?

Мне снова вспомнились синюшные ноги Галины Александровны с потрескавшимися пятками старой женщины. Ее ночная рубашка в веселенький синий цветочек. Глупый и кокетливый белый бантик на груди. И спелый розовый, почти красный, виноград, похожий на шмат гигантской лососевой икры...

- Ну, так что? Значит, молчим?

Ответить я не успела. После короткого, весьма символического стука дверь нашей палаты отворилась, и на пороге возник оперативник в шерстяной клетчатой рубахе и черных джинсах - кстати, тот, который понравился мне меньше всех. Нет, лицо у него было, в общем, нормальное: прямой нос, светлые брови, чуть выпуклые серые глаза. Но общее впечатление портил внушительный "пивной" животик и манеры прямо-таки техасского рейнджера.

Первое, что он сделал - это брезгливо помахал рукой перед лицом, разгоняя сизый дым, качнулся с носков на пятки и заметил:

- Да, девушки, накурили вы, конечно, так, что хоть топор вешай! Что? Нервишки шалят?.. Но дело, в общем-то, не в этом, а в том, что вас здесь две. Поэтому одна сейчас пойдет погуляет по коридору, желательно, в отдалении от девятой палаты, а с другой я в это время побеседую. Идет?

Смотрел он на нас при этом, как на каких-нибудь злостных угонщиц скота с цивилизованных ранчо.

Алиса после этих слов немедленно поднялась и направилась к выходу, словно получила совершенно конкретный приказ: "Гражданка Кубасова - на выход!", я же осталась сидеть, как приклеенная.

Когда дверь за ней закрылась, опер удовлетворенно кивнул, широкими шагами, в раскачку, подошел к столу. Брезгливо взял двумя пальцами нашу пепельницу, полную окурков, и переставил её на подоконник. Потом поддернул ремень джинсов и, широко расставив колени, опустился на стул, на котором только что сидела Алиса. Я наблюдала за ним, как приговоренный кролик за удавом.

- Итак, как вас зовут?

- Мартынова Евгения Игоревна.

- Очень хорошо! - он кивнул. - Значит так, Евгения Игоревна, сейчас мы с вами побеседуем об убитой гражданке Барановой, в частности, и о вчерашнем вечере и ночи, в общем.

- Конечно... Только я, наверное, ничего важного сказать не смогу, потому что заселилась только вчера... То есть, позавчера, и...

- Давайте, я буду решать, что важно, а что не важно!

Я сочла вежливым и разумным немедленно согласиться: "Давайте!", после чего мой собеседник подпер щеку кулаком и взглянул на меня странно, почти с сочувствием.

- Значится, так... Начнем с гражданки Барановой...

- Да, я, в общем-то, с ней почти не была знакома. Просто вчера вечером мы пошли за штопором...

- В каком составе?

- Что "в каком составе"?

- В каком составе, спрашиваю, вы пошли за штопором и по какому случаю собирались пить?

Теперь уже я взглянула на него с изумлением:

- По поводу Рождества... Просто у моей соседки была бутылка вина, а штопора у нас не было. Вот Виктория Павловна и вспомнила, что, вроде бы, видела его у женщины из девятой палаты... Мы пошли к ней, она в это время читала книгу. Но штопора у неё не оказалось, а была энергетическая спираль...

- И что это за "зверь" можете объяснить? - опер потер лоб так, словно у него сильно болела голова.

Мне показалось правильным объяснить подробно и доступно:

- Это такая спиралька, как развернутая пружинка... Похожа на штопор, но на подставочке, а сверху голубой шарик. Поэтому бутылку не откроешь.

- Не слепой. Видел... Назначение можете объяснить?

Похоже, мимо зловещего вопроса о бутылке удалось удачно проскользнуть!

- А-а... Ну, это, вроде бы, что-то для коррекции биополя. Нервную систему ещё восстанавливает, лечит. Короче, какая-то экстрасенсорная штучка.

- Понятно, - он сдержал усмешку. - И о чем же вы с гражданкой Барановой разговаривали?

- Да, я почти все время молчала. А они с Викторией Павловной разговаривали о здоровье, о том, какая у нас медицина плохая, транспорт. Еще о том, что к пенсионерам плохо относятся... Знаете, она мне показалась женщиной из того разряда, которые вечно ворчат и постоянно всем недовольны... Но к нашему приходу она, кстати, отнеслась нормально. Даже ножнички маникюрные дала, чтобы пробку попробовать отковырять!

- Видимо, те самые ножницы, которые намеревалась вернуть ей утром гражданка Ким?

А я до этого и не знала, как фамилия Виктории Павловны...

- Ясно, - опер откинулся на спинку стула. - А о чем-нибудь конкретном говорили? Ну, кроме того, как у нас все плохо?

- А! - вспомнила я. - Она говорила, что здесь, в профилактории у неё работает какой-то близкий знакомый. И еще, что приехала сюда из-за лечебных ванн.

Мой собеседник утвердительно кивнул, безо всякого, впрочем, интереса. Наверное, он с Викторией Павловной побеседовал до меня, и она сказала то же самое.

В коридоре снова послышался какой-то топот, и сквозь сигаретный дым пробился запах валериановых капель.

- Хорошо, Женя, - опер неожиданно перешел с иронически-официального тона на почти дружеский. - Теперь постарайся вспомнить, не слышала ли ты сегодня ночью чего-нибудь необычного? Может быть, выходила куда-нибудь и что-то подозрительное увидела?

- А куда мне было выходить?

- Ах, ну да... У вас же "удобства" в номере... Ну, ладно. Тогда, может, все-таки слышала?

- Вы, знаете, вообще, у меня очень хороший и крепкий сон, - с легким оттенком гордости сообщила я. - А вчера ещё к тому же снились кошмары...

- Кошмары при хорошем и крепком сне! - "позавидовал" он. - А что конкретно за кошмары? Вопли? Крики о помощи? Шаги? Стук?

- Нет, вы знаете.. Зубы. И ещё наш врач. Анатолий Львович.

- Это этот что ли? У которого глаз дергается? - светлые брови опера в радостном порыве поползли на лоб. - Что? Такой страшный, что даже в кошмарах снится? А на вид ничего - мирный!

А решила не опускать ситуацию до уровня скверного анекдота и поэтому не пустилась в подробное изложение своих снов, ограничившись неопределенным пожатием плеч.

- Ладно, - мой собеседник уперся обеими руками в столешницу и встал, разминая плечи. - Значит, ничего не видела - ничего не слышала?.. Ну, хорошо. С тобой пока закончили.

Я, не дожидаясь просьбы, встала и покорно потрусила к двери. Опер размашистым шагом последовал за мной. Дверь рванул на себя резко и сильно и, высунув голову в коридор, гаркнул:

- Следующая девушка, заходите!..

С Алисой он разговаривал даже меньше, чем со мной. Вероятно, потому, что она так и не успела пообщаться с покойной. Бледную и перепуганную, мою соседку "выпустили" минут через пятнадцать. Точнее, это меня "запустили" обратно. Чему я несказанно обрадовалась, так как за то время, что слонялась по коридору чуть не дошла до состояния близкого к истерике.

Народу в холле и коридоре было непривычно много. По "боевой тревоге" срочно вызвали весь персонал: и двух медсестер, которые сегодня должны были быть в отгулах, и вторую повариху, и докторшу из нашего "ванного" салона, которая по расписания появлялась после двенадцати. На работе осталась и та самая толстая медсестра, прибежавшая на крик Виктории Павловны и вызвавшая милицию. По идее, после ночного дежурства ей уже полагалось отсыпаться дома...

Лица у всех были нервные, издерганные и злые. И я, бесцельно слоняющаяся от стены к стене в своем дурацком цветастом халате и вельветовых тапочках, вызывала у всех исключительно сильное раздражение. По мощи воздействия я могла бы сравниться, наверное, только с непрерывным оханьем невротика Лесникова, рвавшимся из-за двери третьей палаты. И если бы не разумные эгоистические возгласы типа: "Это мог быть я!.. Он мог убить меня!.. Он убил человека из одноместного номера!", изредка прорывающиеся сквозь поток стенаний, можно было бы подумать, что Галина Александровна Баранова была его близкой и любимой родственницей...

- Н-да-а.., - Алиса раскачивалась на стуле туда сюда и задумчиво пожевывала нижнюю губу. - Он мне сказал ещё минут сорок никуда не выходить. Потом всех соберут в холле и что-то скажут... Интересно, что они могут сказать?.. Может, профилакторий закроют? Людям-то тогда деньги отдадут или нет?

- Да люди, по-моему, отсюда безо всяких денег ломанутся, как только можно будет! - невесело отвечала я.

- Ну, не скажи!.. Я вот, например, ещё не уверена, что хочу отсюда смотаться. А о таких, как Виктория Павловна с мужем и говорить нечего. Они поди полгода с пенсии на путевки откладывали... Для них это, знаешь ли, серьезная потеря!

Я кивала и нервно прикусывала кончики ногтей. Неприятное, скользкое чувство вины лежало на моем сердце тяжелым камнем. В принципе, я намеренно скрыла от следствия факт, который мог оказаться важным. Оставалось успокаивать себя тем, что Алиса просто попала в трудную ситуацию - почти в такую же, как я сама несколько месяцев назад, и мой долг помочь ей выбраться из этой истории с минимальными потерями...

В холл нас позвали не через сорок минут, а больше чем через час. Пришли все оставшиеся пациенты и значительно более многочисленный персонал. Двое "ребят в штатском" слонялись возле пальм, увитых мишурой. Речь, похоже, опять собирался держать наш знакомый.

- Значит так, граждане, - сказал он голосом Глеба Жеглова, откашлявшись и поставив ноги на ширину плеч (Надо заметить, что плечи у него были довольно внушительные), - у нас есть для вас сообщение... Все вы знаете, что сегодня ночью в профилактории совершено убийство. Погибла одна из пациенток - Баранова Галина Александровна... Так же вам всем известно о пресловутом маньяке. О всяких там картошках, теперь вот виноград...

Я снова вспомнила спелую солнечную гроздь на этикетке, и мне сделалось нехорошо. Опер же, тем временем, продолжал:

- Главное, в этой ситуации не распространять панику... Чтобы не было всяких там домыслов, нарисую вам предположительную картину случившегося... Убийца, вероятно проник в корпус через железную дверь служебного входа, которая почему-то - совершенно непонятно почему - не запирается на ночь... Далее, он поднялся на лестничную клетку второго этажа, где есть, как вы знаете, две двери: одна - в терапевтическое отделение больницы, другая - в профилакторий... Маньяк-то он, конечно, маньяк, но не дурак! Поэтому сообразил, что в коридоре стационара на посту сидит дежурная медсестра, а в профилактории, где нет серьезно больных, дежурная медсестра, по всей видимости, спит... Хотя, возможно, он руководствовался совсем другими мотивами!

Последняя фраза опера, вроде бы, частично реабилитировала толстую медсестру, дежурившую у нас сегодня ночью, но она все равно стояла красная, как рак, и дышала прерывисто и тяжело.

- ...Далее, убийца либо зашел в первую же незапертую комнату, либо, как резонно предположил гражданин... э-э-э... Лесников! Да, Лесников! В первый одноместный номер на его пути...

Несчастный невротик одновременно побледнел и позеленел, но не забился в истерике и не упал в обморок, что меня, честно говоря, несказанно удивило.

- ...Задушил гражданку Баранову, оставил свой знак - на этот раз в виде грозди винограда и вышел тем же путем, каким и вошел... Так вот, к чему я вам это все рассказывал? Ничего сверхъестественного или мистического не произошло. Милиция ищет убийцу и постарается найти его в самое ближайшее время. Поэтому я убедительно прошу вас не пугать знакомых и родственников кошмарными и душераздирающими рассказами и не поднимать панику! Успокаивайтесь, приходите в норму и продолжайте ваше лечение. На входе теперь, естественно, будет дежурить охрана. Служебный вход начнет запираться на ключ... Ну, и потом, молния два раза в одно дерево не ударяет? Ведь так?

Он попытался улыбнуться располагающе и ободряюще - вышло, в лучшем случае, на "троечку". При виде этой улыбки один из "ребят в штатском", флегматично ощипывающий пальму, скривился, как от зубной боли.

- Вот и все, что я хотел вам сказать! - уверенно поставил финальную точку опер. - Нашей гостье из Москвы, конечно, очень не повезло. Но милиция сделает все возможное, и уже делает все для того, чтобы в кратчайшие сроки задержать убийцу.

- А кто же тут её родственник-то? - сочувственно подала голос Виктория Павловна. Она сидела в кресле, и её полное, опухшее лицо ещё хранило следы недавних слез. Муж-кореец стоял рядом и ритмично, почти автоматически гладил округлое женино плечо. - Вот горе семье-то!

Мой любимый опер, уже направившийся размашистым рейнджерским шагом к пальме, круто остановился и развернулся на каблуках.

- Насколько я помню, а помню я хорошо - разговора о родственниках не было, - заправив большие пальцы за ремень джинсов, он качнулся с носков на пятки. - Был разговор о каком-то близком знакомом, который занимает важную должность... Тут возникают два варианта. Либо вы и вон та девушка что-то не так поняли. Либо убитая просто "ездила по ушам"... Знаете, как у вас, у женщин, принято? "Завотделением - давняя приятельница моей бабушки, доктор - сосед троюродного брата по лестничной клетке, а санитар - ещё чей-то там внучатый племянник". Чем больше таких знакомств, тем выше, якобы, авторитет!.. В общем, пока нет никаких оснований предполагать, что кто-то из персонала профилактория состоял с Барановой Галиной Александровной в родственных или каких-либо других отношениях. Путевку она приобрела у московской компании-распространителя, базирующейся в районе станции метро "Дмитровской", за наличный расчет... Еще вопросы есть? Если нет, тогда всем до свидания!

"До свидания!" прозвучало не так, чтобы очень оптимистично, я бы, конечно, предпочла слово "прощайте". Но меня никто не спрашивал. Представители правоохранительных органов удалились. Тело Галины Александровны увезли ещё до того. Да, и везти-то, собственно, было недолго: городской морг тоже находился на территории больничного городка. И народ тут же ринулся к телефонам, коих было три: в холле, в бальнеологическом зале, и в кабинете Шайдюка.

Я терпеливо попыталась дождаться очереди внизу, но, в конце концов, смирилась со своей горькой участью и потащилась на второй этаж.

- Звоните! Можно, - буркнул Анатолий Львович, подвигая ко мне аппарат и обхватывая голову руками. Мои пальцы быстро набрали нужную последовательность кнопок, и после пары длинных гудков в трубке прорезался сонный голос Лехи:

- Алло! Да!

Это чудовище ещё спало! Оно смело дрыхнуть, счастливо сбагрив меня в профилакторий, в тот момент, когда я сходила с ума от разнообразных переживаний.

- Это я! У нас убийство, - мрачно сообщила я безо всяких экивоков. Зато самочувствие у меня отменное. Поэтому или приезжай сюда за мной, или объясняй, как добраться до вашего дома. Иначе я заблужусь.

- Как "убийство"? - вполне невинно поинтересовался Митрошкин, видимо, все ещё рассчитывая услышать остроумную шутку.

- Так убийство! Ночью задушили пациентку. Которая спала, между прочим, чуть ли не в соседней палате.

Анатолий Львович тихо и уныло заскулил, по-прежнему не отрывая рук от головы.

Леха, похоже, начал что-то соображать:

- Женька, ты что, серьезно что ли?.. Слушай, это уже ненормально! Ты опять умудрилась влезть в историю с убийством?!

- Влезть?! - возопила я. - Лично я никуда не лезла! Это ты притащил меня в гости в свой город, забыв упомянуть об одной "маленькой" и "несущественной" детальке - о вашем замечательном местном маньяке, который, между прочим, эту женщину и пристукнул... Есть тебе что на это ответить? Или молчать будем?

- Я сейчас приеду, - быстро проговорил он и повесил трубку.