"Олеся Велецкая. Черное и черное " - читать интересную книгу автора

одетую, если быть точным, во сне он видел ее раздетую. Женщина зачарованно
смотрела на Грома. Ульрих самодовольно улыбнулся в шлем. Гром был его
гордостью и любовью.

Рыцарских коней можно сравнить с грациозными липпицанами, которые
унаследовали свою стать от андалузской породы, высоко ценившийся в его веке.
Хорошо вышколенный боевой конь не только нес своего господина, но и помогал
ему в бою. Если рыцаря окружала вражеская пехота, конь вздымался на дыбы, и
всадник получал возможность разить мечом нападавших с обеих сторон. Если
конь, стоя на задних ногах, совершал три - четыре прыжка вперед, то ему
часто удавалось разорвать кольцо нападающих. Когда всадник с помощью коня
вырывался из окружения, то заставлял коня совершить высокий прыжок, причем
конь сильно бил копытами, находясь еще в воздухе. Под конем возникало
свободное пространство, так как пешие враги стремились убраться подальше от
опасных ударов. После этого конь, приземлившись, молниеносно совершал пируэт
и, устремляясь в образовавшуюся брешь, атаковал противника. Эту фигуру
применяли и против вражеских всадников. Мощные удары копытами были для всех.

Гром не только не раз спасал ему жизнь и наводил ужас на противника,
Гром понимал его с полуслова, а иногда мог даже действовать самостоятельно,
чтобы уберечь свою жизнь и жизнь своего всадника. И никогда не сделал
ничего, за что Ульрих мог бы быть им недовольным. Их мысли, их действия были
столь гармоничны, что ему иногда казалось, что Гром - его продолжение, что
он, Ульрих, и Гром - одно существо, как мистический кентавр.

Пока незнакомка зачарованно разглядывала коня, Ульрих зачарованно
разглядывал незнакомку. Она богиня, - подумал он - на свете не бывает таких
прекрасных женщин. Девушка была рослой, чуть ниже его, возможно, на
полголовы. Сначала он начал изучать наиболее доступные его жадному взгляду
обнаженные участки тела. У девушки была бледная, почти белая кожа,
удивительного молочного цвета и она казалась такой нежной и мягкой, такой
шелковой в бликах солнечных зайчиков, скачущих по ее лицу и шее. Кожа была
чудесно-ровной без единого пятна и изъяна, что было совершенно невероятно.
Ее, заплетенные в косу волосы, скрепленные внизу странной железной заколкой
в виде четырехгранной звезды, были густыми длинными, почти до бедра,
гладкими прямыми и блестящими, какого-то странного пепельно-металлического
цвета, возможно, их можно было бы назвать серыми в сумерках, но сейчас, при
дневном свете они казались серебряными. Ульрих никогда не видел таких волос.
Черты ее лица были тонкими и точеными, будто вырезанными из мрамора искусным
итальянским скульптором.

Сейчас, когда она смотрела на Грома, с простым искренним не оценивающим
восхищением, оно казалось таким вдохновленным, изысканным, неземным, что
Ульриху почему-то захотелось в эту минуту стать конем, чтобы она так
смотрела на него. Или богом, достойным восхищения богини.

Ее странная сплошная черная одежда, на которой он не увидел швов, от
сапог до шеи непрерывно и плотно облегала пропорционально-сложенное тело,
очерчивая все достоинства ее прекрасной фигуры. И он залюбовался
изысканно-правильной формой ее высокой красивой груди, едва заметными