"Александр Великин. Санитар " - читать интересную книгу автора

кричал: Мы ж ничего не знаем! Мы ничего не умеем!
Прорвался нарыв. Тогда он и возненавидел, раз и навсегда, все и разом,
клиники, их размеренную академическую тягомотину, белые крахмальные
воротнички и, туда же, белые крахмальные халаты, сюсюканье с кафедр,
прихлебывание чая и рассуждения о патогенезе болезней, про которые, теперь
Серый знал это твердо, и понятия никто не имеет, возненавидел весь этот
наукообразный орнамент. И в нем шиш с маслом, называемый врачебной наукой.
Прорвалось профессорские свиты, ри-туальное подавание полотенца, жреческое
закатывание глаз, набитый терминами язык, которым он и сам еще вчера
щеголял, как последний фанфарон, все обман. Обман. В лабораторию он больше
не пошел. Идей не прибавилось, институт свое сделал. А выуживать из пробирок
какие-то там показатели при ка-ких-то болезнях было совестно.
Надо было немедленно что-то начинать. Ощутимое. Руками. Головой. И,
когда на распределении ему предложили скорую, он подписал, не задумываясь.
Скорая дала движение, возможность изводить себя трудом пахаря. Она дала
усталость поработавшего всласть трудяги. Она давала пусть какой-нибудь, но
немедленный результат.
Вернулись, когда совсем смеркло. Был пересменок, и подстанция в этот
ударный час гремела. Далеко разносился окрепший за день голос Зинаиды.
Вылезали с заднего двора ночные машины, шастали по размякшему снегу
черно-белые, черные шинели и белые халаты, все ок-на сияли в ночи окна
диспетчерской, и врачебной, и конференц-зала. И распирало оттого, что за
сияющими окнами прыгают и стонут на пли-тах выкипающие чайники.
Пересменокэто промежуток времени, когда нужно принять брига-ду, на
которой будешь работать до самого утра, и занять кресло во вра-чебной, чтобы
было где прикорнуть ночью на кулаке. И сделать все это желательно быстро,
если хочешь еще и немного отдохнуть. Поэтому Серый, сунув кассету с
наркотиками, мультитон и тонометр Семочке, сразу влез в очередь, что стояла
в диспетчерскую, где и получил другую кас-сету, другой мультитон и другой
тонометр. Семочка оставалась до два-дцати двух с Гусевым на дневной машине,
после чего подсаживалась к Серому. Предпочтителен был бы старый, опытный
фельдшер, это на-дежнее. Все-таки двое мужиков, ночью всякое бывает. И ящик
было бы кому носить. Но Зинаида оказалась на этот счет другого мнения. И
на-прашивался, между прочим, вопрос: С кем тогда работать Семочке? Мужчины,
они в дефиците. А женщинам, даже когда они вдвоем, ночью не позавидуешь.
Во врачебной, с краю у дверей, Серый забил последнее свободное местечко
и скатился по лестнице вниз, ликуя оттого, что шофер у него теперь
замечательный, Лебедкин Витя, с которым можно куда угодно, и в машине всю
ночь будет тепло, никакого тебе пережога. Серый ува-жал Витю еще и за то,
что он всегда объезжал голубей, кошек и бродя-чих собак, был смышлен щ
вообще обладал всеми теми достоинствами, каких не было у Гусева.
Серый застал Лебедкина мирно сидящим у телевизора, в шоферской.
Грузить? спросил Лебедкин, приподнимаясь.
Грузить! ответил Серый, радуясь рассудительному Витькиному лицу. И они
пошли в подвал, хранилище скоропомощной амуниции.
Выбрали из того, что оставалось, одеяло поприличнее и не очень грязную
подушку. Нашелся и ящик, где лежало все необходимое, чтобы принять роды,
промыть при случае отравившегося, и вполне приличный кислородный ингалятор.
Ты иди, доктор, сказал Лебедкин, навьючиваясь. Я погружусь. Попей чайку.
А сам? спросил Серый, всовывая под мышку Витьке пару шин.