"Александр Великин. Санитар " - читать интересную книгу автора

такерунда какая-то. Равно-душно благословил на раздумья. И все. Позже Серый
узнает, что на единственное аспирантское местечко метили ребята, у которых
активы бы-ли посильнее. Там все решало, кому больше в колыбель положили.
Отпраздновали конец учебного года в кружке при кафедре. В складчину купили
сухого вина, бутербродов и пирожных, и профессора Тарновского пригласили.
Плешивенького профессора облизывали со всех сторон, перебивая друг друга, не
подступиться. Шестикурсник с известной всем хорошим хозяйкам фамилией
Молоховец пел для профессорского удовольствия цыганщину. Как оказалось не
напрасно. Сейчас тенор с кулинар-ной фамилией сам в доцентах. Пожалуй, тогда
Серому впервые стало не по себе в крахмальном белом воротничке и галстуке,
этой клинической униформе, без которой не обойтись, если желаешь себе
блестящего буду-щего. И я такой же, тоскливо думал он, возвращаясь в
общежитие под цветущими липами Девичьего поля. Хоть и не лезу целоваться с
Тарновским. И я, оказывается, хочу тепленького местечка. Нарыв зрел, дергал
по ночам, как и положено нарыву, но неизвест-но, что было бы дальше, если бы
не смерть Зели.
Прорвалось осенью, когда надо было возвращаться в институт, чего очень
не хотелось, но признаться себе в этом было совестно. Тогда и пришел к нему
Зеля и принес свою выписку. В выписке было написано лимфогранулематоз.
Слово-то какое! Как будто паровоз протащили по ржавым рельсам! Зеля, словно
ничего не знал, шутил, скакал. А у Серого дрожали коленки и дрожали руки,
державшие выписку. Но он был всего лишь пятикурсником и, видимо, не до конца
разуверившимся, несмотря ни на что. В нем догорал вчерашний Серый, который
бросился искать спасения. И спасать надо было не кого-нибудь, Зелю! Может,
испытывают что-нибудь, жалко подумал Серый и зацепился за эту мыслиш-ку,
может, не в Москве, в Париже или в Америке. Из-под земли доста-нем! И Серый
понесся к невестке академика Кассирского. Она когда-то, на втором курсе,
вела у Серого микробиологию. Она не откажет передать выписку академику. Если
академик не знает, тогда никто не знает. Не верилось, что нет средства
остановить Зелину болезнь. Через неделю не-вестка академика вернула
сложенные вчетверо, потертые на сгибах бума-ги, и покачала головой. Рукой
Кассирского были вписаны названия двух препаратов, но Зеле их давно достали.
Но еще до этого было страшно. Когда поехали на футбол, в Лужники. Матч был
глаз не отвести, играло киевское Динамо. Посмотрел тогда Серый на азартного,
орущего Зелю. И увидел смерть. Зеля-то сам ни капельки не изменился, разве
похудел чуть-чуть. А Серый понял, что очень скоро Зеля умрет. Летальную
ма-ску увидел Серый, фациес леталис, серое, мокрое, костистое Зелино
ли-чико, плывущие зрачки, слипшиеся рыжие волосы, потом увиделся Зеля в
гробу, лицо опухшее, но успокоенное, глаза закрыты. Как гипсовый слепок. Это
было страшное открытие. Но с тех пор Серый знает за собой эту способностьна
самом цветущем лице он увидит близкий конец, ес-ли тому суждено быть. За
месяц, за два, за полгода увидит этот конец Серый, и не нужно ему никаких
обследований. Он знает точно, не помо-жет никто, умрет человек.
У Зели была генерализованная форма, он сгорел быстро, и в гробу был
точно такой, каким представил его Серый тогда, в Лужниках. Сты-лый был
ноябрь, бесснежный, замороженный асфальт каленым холодом вползал в душу. На
поминках Серый напился. Кто-то задел стопку покойного, она опрокинулась,
вино пролилось на белую скатерть, и расползлось большое вишневое пятно. Это
расстроило Серого совсем. Помнит он еще, что на лестнице, когда курили,
держал он кого-то за лацканы пиджака, тряс и, сбиваясь на свистящий шепот,