"Михаил Веллер. Памятник Дантесу" - читать интересную книгу автора

или хорошо всем! Нечего идеализировать!
Потом они вцепились в то, что Пушкин был лодырь и имел массу двоек.
- Когда у нас кто чего не выучил, так сплошные выговора, а как Пушкин
лодырь - так это милая шалость. Вы не находите, что это несправедливо,
Светлана Олеговна? Это необъективное, предвзятое отношение! Что он ни сделай
-- все хорошо! Пьет - мило, лодырничает - мило. И это, значит, образец для
всех нас?
Ночью бедная учительница имела виденье, неподвластное уму. Она сидела
на ветви, нагая, и это было естественно и легко, иногда она даже парила над
этой ветвью. Грудь у нее была удивительно упругая и красивая, и она радостно
открыла, что не замечала этого раньше. Огорчало только, что вместо ног
теперь рыбий хвост, но хвост выглядел совершенно как ее ноги, и, убедившись
в этом, она перестала беспокоиться. Розовато-сиреневое пространство было ее
свадьбой, и это пространство представляло собой учительский стол, на котором
стояла бутылка водки. А по двум сторонам стола сидели Пушкин и Дантес и
играли на нее (нее ли?) в карты. Пушкин был в черном сюртуке, а Дантес в
белом мундире, и она отметила, что сознательно сравнивает их с добрым чертом
и злым ангелом, и постеснялась литературности этого сравнения. Карты
воздушно трещали, как лопасти вентилятора, но сделалось понятно, что это
поет соловей. Они уже выиграли ее оба, но она оттягивала конец игры: ее
ужасала преступность блаженства, которое за этим следовало. Но никаких
дикостей шведской тройки, к счастью и облегчению, не оказалось: ветка, на
которой она давно сидела, на самом деле была огромным фаллосом, потому и
сиделось на ней так легко и приятно, наслаждение стало нестерпимым, и это и
были Пушкин и Дантес одновременно, и перед тем, как закричать, она успела
подумать, что теперь ее обязательно выгонят из школы.
Она проснулась в горячем поту, со слезами на глазах, рывком села в
постели. Несколько раз порывисто вздохнула, потрясла головой и пошла под
холодный душ. "Бром пить надо", - сказала она зеркалу, засмеялась,
постелила свежую простыню и плюхнулась досыпать в чудесном настроении.
В классах, где учатся дети мэров, редко случаются проблемы с деньгами
на экскурсии, и на весенние каникулы учительница вывезла группу хулителей
поэта в Петербург. Кстати о хулителях. Сам факт их наличия по идее
свидетельствует, что Пушкин все-таки кое-чего стоил, если два века спустя он
мог вызвать такие страсти у юных людей, которым и своих проблем хватает выше
крыши. Это она сказала им в самолете, и они вынуждены были с ней
согласиться. Хотя есть и другое объяснение, характера более общего: скажи
молодому "стрижено" - и он ответит "брито", то есть плевать с чем не
соглашаться, главное - отрицать ценности старшего поколения. Вечные
проблемы отцов и детей. Впрочем, о юношеском негативизме мы уже упоминали.
Главной целью учительницы было отвести их в музей-квартиру Пушкина на
Мойке, где один ее однокашник работал младшим научным сотрудником. И вот с
этим посещением она допустила очередную ошибку. Она-то полагала, что
школьники проникнутся духом пушкинской поэзии, прикоснувшись к святыне, --
но, как говорил папа-Мюллер, "мы не сможем понять логику непрофессионалов".
А ее милые школьнички не были профессиональными поклонниками русской поэзии,
они были совершенно обычными ребятами с гипертрофированным самомнением, что
типично для детей новых русских, да и вообще всех состоятельных людей.
Они оценили класс квартиры - "ничего себе хоромы, да еще в ста метрах
от царского дворца, райончик приличный", - но, довольно равнодушно внемля