"Михаил Веллер. Памятник Дантесу" - читать интересную книгу автора

Некрасова, Пржевальского и Маркса.
В поисках разгадки заинтригованные участники действа вспомнили о своей
грамотности, с усилием перевели глаза с бюста на постамент и бросились
читать и перечитывать надпись, вразумительно оповещающую:


Поручик
ЖОРЖ ДАНТЕС
1812--1895
Если ошеломить означает наполовину победить, то победа была полной.
Зрелище настолько отшибало мозги, что в поисках реальности и логики всем
даже показалось на миг, будто так и должно быть, и по какой-то причине,
которую все просто упустили из виду, они и собрались здесь на открытие
памятника именно Дантесу.
Отдав дань кошмара нетривиальному памятнику, перенеслись дикими взорами
и помраченными умами на автора творения. Тут уже руки на подбрюшье сложил
мэр, а капитан милиции, напротив, переложил руки на кобуру. В этом
средоточии внимания скульптор необыкновенно замедленно, впившись в Дантеса,
поднял кулаки на уровень ушей подобно бандерильеру, мечущему стрелы в быка,
рывками вобрал воздух и выпустил взмывшую фистулу:
- Убью-ю-ю-ю!!!
Это выглядело так, словно он не может перенести вида убийцы Пушкина и
сжигаем праведной местью. Реакция достойная патриота, но никак не
объясняющая феномена живучести Дантеса и появления его здесь вместо убитого
им поэта. Если бы это был не Дантес, а Ленин, все бы решили, что скульптор в
белой горячке или же просто по привычке изваял того, кого ему заказывали всю
жизнь. Но Дантеса, черт побери, никто же и никогда не лепил!..
За спиной скульптора и на приличествующем отдалении стояла группа его
приятелей-ханыг, и они также выглядели скандализованными трансформацией
памятника, который собственноручно устанавливали. Учитывая торжественность
повода и время дня, они уже безусловно находились в пристойном градусе.
Поэтому никакого злого или циничного умысла не было у того, кто первым обрел
дар речи и с благородным возмущением пробубнил, имея в виду интонацией
древнего анекдота осудить происходящее:
- Идут, понимаешь, по площади два снайпера... мля! и один говорит: --
Слушай, не пойму я - почему памятник Пушкину? Ведь Дантес попал! Ну?!.
И тут напряжение лопнуло истерическим гоготом, непроизвольным и
неудержимым. Визгливо хохотала культурдама со смазанным лицом, трубно ржал
капитан, глюкал и хрюкал директор гимназии и раскатисто грохотал мэр, все
приседали, тыкали пальцами, держались за животы, топали ногами, хлюпали,
икали, стонали и падали. Детишки, разделяя общее настроение, заливисто
подсмеивались и прыгали на месте. Радиожурналистка в джинсах сжимала коленки
и отползала в задние ряды - с ней произошла маленькая авария. Ханыги в
паузы хохота вставляли от полноты чувств народные междометия, звучавшие так
любовно и уместно, что никого не шокировали.
И среди этой вакханалии судорог, колик и спазм бесчинствующих любителей
отечественной словесности один только скульптор хранил каменную скорбь. Он
раскачивался и утирал пот. И губы его беззвучно шептали традиционные слова,
где самое приличное - "суки".
Скандал вышел страшенный. Первым опомнился фотограф: бешено защелкал