"Михаил Веллер. Памятник Дантесу" - читать интересную книгу автора

нарядно одетых детишек. Из районной газеты пришли журналист и фотограф, с
районного радио - девочка с магнитофоном. Десяток любопытных собрался.
Скульптор чистую рубашку надел. Дама из управления культуры три гвоздики в
руках держит - чтоб возложить после открытия. Все чин чинарем.
В половине двенадцатого приехал на черной "ауди" мэр города господин
Корнейчук, бывший боксер и челнок, следом - луноход, менты расчистили
посреди маленькой толпы место для мэра, и он объявил торжественный митинг,
посвященный открытию памятника, посвященного двухсотлетию великого русского
поэта Александра Сергеевича Пушкина, открытым. Все поаплодировали и утерли
пот: уже солнце припекало.

Мэр сказал, что всем лучшим в себе мы все обязаны Пушкину, и теперь
отдаем ему дань. Быстро глянул на крыши и добавил: "И никакому Дантесу не
удастся убить наше солнце!" После чего скромно отошел к машине, и холуй
налил ему кока-колы.
Дама из управления культуры, жестикулируя своими тремя гвоздиками,
сказала о славных культурных традициях древнего русского города Козельска. А
директор единственной в городе платной гимназии сказал, что без Пушкина нет
ни русской культуры, ни культурного человека, которыми мы все должны быть,
и, кстати, только наша гимназия готовит самых культурных в городе людей,
которые не уступят в культуре москвичам и петербуржцам. В завершение
детсадовцы исполнили литературную композицию, прочтя по строчке поочередно и
радостно: "Я памятник себе воздвиг нерукотворный!"
Нормальная скука, хотя и недолгая. Радиодевица пихала всем под нос свой
микрофон, газетчик - диктофон, фотограф приседал, забегал и щелкал камерой.
Все как у больших.
После чего культурдама включила магнитофон с увертюрой к "Пиковой
даме", а мэр отошел от машины, приблизился к зачехленному памятнику,
продолжительно улыбнулся в фотокамеру и дернул за веревочку.
Все бурно зааплодировали. Простынка сползла с бюста на горшки с
геранью. Аплодисменты несильно взорвались и как-то вразнобой осеклись. Вот
ладони начали сближаться для хлопка - и вдруг перестали сближаться, а стали
опускаться. А у некоторых - подниматься. Директор гимназии прижал их к
животу, а культурдама выронила гвоздики и прижала ладони к щекам, смазывая
защитный крем и макияж. Капитан городской милиции сложил руки на гениталиях
скорее рефлекторным жестом футболиста перед штрафным, нежели как фюрер, и
выгнул спину. И только детсадовцы еще поплескали в ладошки и нестройно
закричали "ура", но с детской интуицией ощутили непотребство своих действий
и виновато стихли.
Мэр позировал перед памятником, как именинник перед пирогом.
Непонимающе вперился он в лица, черты которых застыли в асимметричном
беспорядке. Образовался стоп-кадр с открытыми ртами, словно хору обрезало
фонограмму. Все мы не красавцы, но удивление как-то уж очень быстро стирает
грань между богоподобным обликом человека и мороженой щукой. Мэр нырнул и
оглянулся через плечо. И тогда все увидели и даже услышали, как у него сама
собой опустилась молния на брюках.
На постаменте лоснился свежий чугунный бюст, и изображал тот бюст юного
нордического красавца в локонах, на плечах которого вспушились разлапистые
эполеты. Даже самый продвинутый фанат Пушкина не сумел бы усмотреть здесь и
отдаленное сходство с поэтом. Но при этом не походил он и на Лермонтова,