"Михаил Веллер. История рассказа." - читать интересную книгу автора

больше - танцуют многие друг с другом. Свитера, брюки - одеты в основном
по-походному. Все трезвы - со спиртным туго, - но весело, запах большой
воды, вдоль побережья теряются огни кемпингов. Приезжают сюда обычно дней
на десять-пятнадцать, знакомства припахивают р-рымантикой, головы легки и
кружатся - хорошо.
Оцениваю себя глазами окружающих: элегантно-экзотичный тут костюм
(светло-серая форма ленинградских стройотрядов шестьдесят седьмого года),
белый банлон, свежая полубороденка - симпатичный мальчик.
Стесняюсь, однако, держусь скованно - и напускаю на себя
разочарованно-скучающий и загадочно-замкнутый благородный вид. Во-первых,
танцевать я еле умею - а хочется, естественно. Во-вторых, развязность моя
часто сменяется застенчивостью - как сейчас, - дело обыкновенное.
В-третьих, со вчерашнего вечера я вообще не могу внутренне
раскрепоститься. Дело в том, что меня, беспризорного "дикаря", приютили на
свободную койку в свою комнату четыре девчонки. И когда трое - в их числе
инициаторша благодеяния - вышли перед сном мыться, четвертая, глядя в
глаза, довольно спокойно пообещала: "Замерзнешь ночью - приходи, согрею".
Несколько обалдев и обмерев внутренне, я - внешне - сказал "обязательно" в
таком же тоне - и не пришел: среди четырех разбитных девочек я чувствовал
себя несколько затравленно, несвободно - к сожалению, пожалуй, двоих из
них и к гораздо большему сожалению своему; примешивалась и проблема
буриданова осла, сдобренная забавно-тупой формой тактичности: я чувствовал
некое моральное право на себя той, которая, собственно, поселила меня
сюда, но не считал гарантированным, что она не выпихнет меня из своей
постели, если я туда полезу, а принять в ее присутствии приглашение другой
затруднялся, - присутствие же еще двоих усугубляло положение; в таком
пикантно-анекдотическом бестолковом положении я был в первый раз в жизни
(и в последний). И ни одна из них не была так чтобы слишком хороша.
(Все это время я не переставал любить другую, далекую.)
Танцы продолжаются. Стою. Раз пригласил замухрышку поскромнее.
Одна девушка выделяется - в светло-кремовом брючном костюме (очень по
моде), тоненькая (даже излишне худощава), прямые каштановые волосы
(негустые) по плечам, личико милое (и заурядное: отвернись - забудешь).
Приглашаю ее на твист (который танцевать в общем не умею).
Нерешительный полуотказ: она не умеет; во мне сразу появляется отрадное
превосходство, настроение и уверенность повышаются: я вас научу. Голос у
нее не красивый; у очень женственных натур случается мелодичный высокий
голос, очень плавный на интонациях, буквально льющийся из горла без
обрывов; у нее не такой, обычный голос.
Учу ее твисту - зрелище жалковатое. Но она мила и сама по себе
выделяется, я тоже; на нас смотрят с чувством много больше положительным,
чем усмешливо. Мое тщеславие польщено.
Следующий танец медленный - нечто вроде танго. Тихонько переступаем
рядом, прикосновение ее рук и талии под моей рукой отчуждено. Кисть ее
руки в моей длинная, худая, влажноватая и при своей безучастности на ощупь
неприятна. Двигаемся мы с моей партнершей плохо, контакта движения не
возникает; держится она деликатно-сдержанно, но чуть улавливается
некоторое внутреннее раздражение; я теряюсь, внутренняя связанность
начинает вновь увеличиваться. Пытаюсь задержать, изменить этот процесс,
пробую с подобающе-нейтральных фраз завязать разговор - без успеха. Ясно