"Михаил Веллер. Московское время" - читать интересную книгу автора

шутил он. И начинал новую жизнь по понедельникам.
Один небольшой, но явный недостаток способен перевесить ряд больших,
но скрытых достоинств. Опаздывающий работник не преуспеет там, где главным
показателем работы является отсидка. При капитализме он, возможно, не
выжил бы, так при капитализме он бы, возможно, и не... Однако при
социализме все с годами налаживалось.
Сынишка, роясь в песочнице, притащил "Кардинал" на стальном браслете,
и Мамрин с умилением носил "Кардинал", пока сынишка же не пустил их в
окно, чтоб полюбоваться, как они полетят.
На тридцатилетие жена подарила ему электронный "Кварц", который без
промедления стал показывать что угодно, вплоть до высоты над уровнем моря
и роста цен на водку, только не время.
Часы не приживались: он забывал их в бане, терял в колхозе, ронял на
лестнице и топил в кастрюлях. Зато не было проблем что дарить ему к
празднику. Красивые коробочки с новенькими "бочатами" вручались друзьями и
сослуживцами, родственниками и даже начальством. Дольше всех продержался
шикарный "Ориент" с музыкой, преподнесенный женой в экстазе переезда на
новую квартиру, которую они выменивали шесть лет. И каждый раз с новыми
часами он начинал новую жизнь.
Мамрину доставляло удовольствие изучать витрину и неторопливо, со
вкусом выбирать, примериваться, прикладывать часы к руке, предвкушая, как
они будут тихонько и щекотно тикать, упорядочивая и направляя его
действия.
Иногда он жульничал, сдавая приевшиеся, не оправдавший надежд
механизм в комиссионку: так вырывают испорченную страницу из дневника или
выкидывают грязную тетрадь, чтоб в свежей начать начисто.
Пятнадцатирублевую надбавку за стаж отметили покупкой "Вымпела", а
когда его повысили в начальники отдела, вся родня сложилась и выставила
золотую "Омегу", полагая, что уж ее-то Мамрин потерять посовестится... или
хоть пожалеет.
Эту "Омегу", которая окольцевала ему словно не запястье, а горло, он
прямо возненавидел, и однажды утром, когда долго и честно не сумел найти
ее нигде, вздохнул с облегчением.
Пробовались и карманные часы, на цепочке, но судьба не дремала:
рвался карманчик, распаивалась цепочка, отлетала пуговица, крошились
стекло и начинка о стальной поручень, жаля нежное подбрюшье в автобусной
прессовке.
Но вне зависимости от марки и цены часов, он в четверть шестого
вставал из-за стола, толкался в магазине, трясся домой, обедал, помогал
жене по хозяйству, смотрел телевизор и в одиннадцать раскладывал
диван-кровать, листая перед сном "Иностранку" или "Советский экран". А без
десяти семь давил будильник, жужжал бритвой, кусал бутерброд, хватал
портфель и скакал через колдобины на троллейбус.
И вся-то наша жизнь есть борьба, как справедливо пелось в песне, и
начинается эта борьба с посадки в транспорт.
Городской транспорт в час пик - о! да... ы-ыхх! ристалище крепкобоких
горожан, арена борьбы за право на труд вовремя, уж мы пойдем ломить
стеною. Упрессованное месиво, оснащенное поверху, как тесная кастрюля
накипью фрикаделек, слоем лиц: мрачных, серых, невыспавшихся, замкнутых,
взор еще внутри, еще досыпает под скобленой щетиной или беглым гримом, -