"Михаил Веллер. Московское время" - читать интересную книгу автора

стылый свинец застарелой усталости, преодолеваемой механической инерцией
маховика, яремной запряжкой воли: клюющие носы, тяжелые веки, сжатые губы,
ноль улыбок, минус оживление, - несвежий полуфабрикат рабочей силы, дохлый
концентрат трудящихся масс, угрюмые шаркающие толпы безмолвно всасываются
в проходные и подъезды под темной моросью: "Слава труду!". И будешь
добывать хлеб свой в поте лица своего, - какова добыча, таково и лицо.
А часы: тик-так! как крохотный снайпер отстреливает тонкие подвески
люстры, без промаха и осечки: отстрелит последнюю - и гаси свет.
Мамрин отработал способ посадки: троллейбус еще скользит - шаг вперед
к самой бровке и маневр вбок-вбок, выгадывая дверцу. Удалось - локтями
прикрыть печень и ребра, и тебя вносит. Нет - выбрасывая вперед портфель,
его заклинит телами, и за ручку втя-агивайся на буксире внутрь. Ручка была
пришита медной проволокой.
Умело вбившись с первой попытки, он повоевал внизу ногой, распихивая
пятачок для опоры, удвинул нос от мокрого пальто переднего и расслабился.
Троллейбус ревматически поскрипел, крякнул, дрыгнул расхлябанными
створками и заныл, накручивая ход.
Тужась короткими перебежками, снося стенобитный штурм на остановках,
достигли они Невы и поползли на мост Строителей. Меж плеч и боков ехала
пред Мамриным тонкая женская кисть, с колдуньими кровавыми когтями, с
царственным узким запястьем, и на запястье том, на двойном шнурке,
блестела золоченая срезанная горошина. Мамрин сощурился, читая ее марку, и
- насторожился положением стрелок... Их желтые усики растопырились на
восемнадцать минут девятого.
Минувший отрезок занимал обычно десять минут. Не смогли же они
тащиться двадцать... двадцать две?.. Мамрин выдернул к телу собственную
руку, как пробку из бутылки, повихлял запястьем, елозя обшлагом о спинку
соседа и помогая себе носом, и до предела скосил глаз. Его
красавица-дешевка "Ракета" утверждала восемь тринадцать!
Настроение удачного, рассчитанного утра испортилось. Понедельник этот
вдобавок выпал первым числом месяца, а "Ракета" куплена в пятницу.
Собравшись к новой жизни, он встал раньше, надел на совещание новую
сорочку: хотел явиться с запасом...
У Биржи троллейбус вулканически изверг студентов и офицеров, прочие
пытались удержаться, хватаясь за любые выступы: Мамрин вспотел. В
молодости, на каратэ, тренер, опаздывая, гнал сокращенную разминку
"зеленых беретов": один лежит крестом мордой в пол, а второй топчется по
нему, давя весом на мышцы и суставы: пять минут - и кимоно мокрое.
Утренний вояж не хуже, чего там зарядка: дыхание резче, гретые мышцы
гибче, узкий бойцовый проблеск меж век: готов к труду и обороне против
действительности.
Скатился транспорт с дуги Дворцового моста, сбросил очередной десант,
освобождая место для вздоха по опозданию и похеренным планам. За текучим
стеклом деревья голые вклеились в серую муть, расчеркнутую пополам.
Адмиралтейским шпилем. А под шпилем, в адмиральского золота колпаке,
четким военно-морским звоном сыпанули куранты две четверти: половина
девятого.
Устный выговор, прилюдный, был обеспечен.
Ковыляя и тянясь в двойном гнутом ряду бамперов и фар, вывернули они
наконец через трамвайные рельсы под светофор на дымный плотный Невский.