"Евгений Велтистов. Глоток Солнца" - читать интересную книгу автора

тридцать... а я все еще плелся в хвосте. Двадцать седьмым или двадцать
восьмым. Сингаевский парил впереди. Казалось, желтый гравилет движется сам
по себе. Так иногда смотришь на летящую птицу, любуешься ею и не знаешь,
откуда в таком крохотном комке плоти берется столько энергии, чувства
красоты и ритма. Она как будто знает, что ты на нее смотришь, и нарочно
старается показать, что она само совершенство, часть природы. А на самом
деле - просто летит. И Сингаевскому наплевать, что зрители видят на
экранах его лицо. Сдвинул угрюмо брови, катает за щеками желваки, не
слушает никаких судей - только машину.
И тут я увидел, как ощетинились перья на крыле. Ясно и без приборов:
волна! Сразу весь подобрался, послал машину вперед. Она рванулась будто с
места и с каким-то чудовищным свистом начала рассекать воздух. Я даже
через стекло почувствовал его упругость, вцепился в руль; мне показалось,
что гравилет может опрокинуться. Впрочем, уже не существовало ни меня, ни
гравилета: мы были нечто одно, постепенно пожиравшее пространство. Все
затихло, исчезло во мне с этого момента, остались жить глаза и уши. Я лишь
следил, чтоб не столкнуться с шаром или обгоняемой машиной, - считать их и
определять свое место, конечно, было невозможно - слушал, как угрожающе
звенят накаленные перья: "Ка-рич-ка, Ка-рич-ка", - угрожающе, но еще не
настолько опасно, чтоб снижать скорость. Моя красная лошадка могла бежать
и резвее - в этом я не сомневался. Если рассыплется, что ж, упаду в зону
невесомости, там подберут...
А желтый гравилет все впереди. Молодчина Сингаевский! Но и мой сейчас
превратится в красную молнию, в красный свет - тогда уж потягаемся.
Бешеная все-таки скорость!
Кажется, последнее, о чем я вспомнил, был воздушный цирк. После нас
должны были выступать воздушные гимнасты, а потом гравибол с цветным
мячом.
Но ничего этого не было. Вы уже знаете про облако: как оно появилось,
как скрылся в нем желтый гравилет, как я, счастливо улыбаясь, пытался
остановить машину, а вместо того стал вращаться вокруг облака. Сейчас, по
прошествии времени, я говорю "облако", а тогда - я уже упоминал об этом -
никто из гонщиков не знал, что за странное препятствие возникало перед
ними. Только зрители, телевизионщики да некоторые судьи могли издали
определить, что это облако серебристого цвета и почти идеально круглой
формы. Телевизионщики сумели даже снять на пленку, как оно стремительно
ушло в верх кадра, все остальные подумали, что облако исчезло,
растворилось в воздухе, вдруг стало невидимкой.
Помню, как Гриша Сингаевский спокойно говорил в микрофон: "Неожиданное
препятствие... Стремительно притягивает... Ничего не могу..." Это были
семь его последних слов.
Помню неприятное чувство, какое-то посасывание под ложечкой, когда я
сам неумолимо приближался к слепящему пеклу, не в силах оторвать от него
глаз. Я ничего не говорил, только улыбался, все еще борясь с рулем. Потом
- резкий удар, темнота, словно кто-то набросил на голову покрывало.
Мой гравилет отбросило от шара, и он рассыпался.
В то же мгновение шар исчез.
Меня подобрали, как я и предвидел, в зоне невесомости.