"Дмитрий Вересов. Избранник Ворона (Ворон #4)" - читать интересную книгу автора

в утробе бездействующего белого рояля. На хорах стало плохо супруге
председателя уездного исполкома. От напряжения лопнула веревочка - и одно
из длинных полотнищ, испещренных желтыми иероглифами, красной змеей
опустилось в зал, накрыв полряда зрителей. Полотнище тут же убрали, не
прерывая концерта.
Она пела три с половиной часа и еще десять минут выходила на поклоны.
Грим весь стек и попортил парчовый хитон, волосы под париком были мокры,
как в бане, ноги гудели от усталости - но Ольга была счастлива. Успех!
Успех!! Успех!!!
Капитану пришлось срочно выписывать из Пекина второе пианино -
первое, по замыслу Ольги, должно было раз и навсегда остаться на сцене
Дома политпросвещения рядом с дискредитированным роялем. Думитреску дневал
и ночевал у них. Специально для пианиста в детской поставили раскладушку,
а Нилушка перекочевал вниз, в полутемную комнатку при кухне. Все заботы о
малыше взяла на себя китайская кухарка. На ночь поила отварами, купала в
них, делала точечный массаж. Беспокойный мальчик сделался толст, тих и
сонлив, и начавшаяся было после храмового бенефиса аллергия на мамин вокал
вроде бы прошла, однако решено было впредь не рисковать и на концерты
ребенка не водить. Капитан все чаще ночевал на штабном диванчике, начал
впервые в жизни страдать головными болями - и это он, который на частые
супругины мигрени реагировал, бывало, с солдатской прямотой: "Ну чему там
болеть? Там ведь кость", на что она отвечала:
"Это у тебя кость. А у меня резонаторы". В работе с подопечным личным
составом капитан сделался сбивчивым и раздражительным.
Зато через три недели состоялся второй концерт Ольги Баренцевой,
прошедший с не меньшим триумфом. Затем еще один. Она с увлечением работала
над новой программой и подумывала уже об организации хора из жен
военнослужащих, о гастролях, о конкурсе вокалистов...
Катастрофа разразилась неожиданно, как и свойственно катастрофе.
После пятого сольного концерта Ольги капитана Баренцева вдруг вызвал на
ковер старший военный советник, гвардии полковник Астапчук. Разводить
азиатскую дипломатию полковник не стал:
- Значит, так, капитан. Сигналы поступают. Устойчивое снижение
показателей боевой и политической подготовки. Полморсос
"Политико-моральное состояние (воен.)" хромает. Рост травматизма, случаев
халатности и обращений в медсанчасть. Среди китаез наблюдается брожение
умов, недовольство... Верные люди сообщают, что в политуправление округа
поступила из вашей части бумага. От замполита, кстати, Сунь Ху-чая, или
как его там... Нехорошая бумага. О тайном внедрении в полк агентов
мирового империализма с целью деморализации личного состава революционной
армии. Под видом советских специалистов и членов их семей. Что скажешь,
капитан?
- А что сказать, товарищ полковник? Сука он, Хунь-чань этот. Сколько
водки моей выжрал, а теперь... Я ведь у них единственный советский
специалист, так что получается...
- Получается, капитан, именно так и получается. А знаешь, почему
получается?
Астапчук исподлобья, хмуро поглядел на Баренцева.
- Никак нет, товарищ полковник, - заставляя себя глядеть Астапчуку
прямо в глаза, бодро ответил капитан. В душе же. определенно,