"Лев Вершинин, Александр Лурье. Войти в Реку " - читать интересную книгу автора

докликаться, да и надо ли? Не лучше ли идти - Бог весть куда - без всякой
воли, одному, просто так; назад дороги нет, дверь захлопнута надежно...
идешь, идешь, идешь - и тоска понемногу покидает тебя, становится спокойно,
и нет надежд, и нет разочарований, и ты почти совсем счастлив на этой ночной
равнине. Или даже без почти.
Что лицемерить? - раньше не было и этого.
Но еще через мгновенье вновь что-то затревожит, зашуршит под сердцем...
и вот ты замечаешь впереди полоску света, стремишься к ней, и - врываешься
наконец под сумеречный свод, и все хочешь разобраться: а тут-то, тут, может
быть - все не так, как там, где был раньше?
Но - дым, и смрад, и хруст в темном углу.
И, не желая падать, висит топор.
Или меч?
Или топор, похожий на меч?
...и ты, постояв у засыпанного перхотью стола, никнешь, бледнеешь,
тушуешься и уходишь на задний план, измазанный липкими ленивыми взглядами
игроков...
...уходишь к выходу, к привычному уже пути.
И здесь душно. Господи, как душно!
А в ушах с каждой попыткой все гулче и гулче рокочет то, от чего
пытаешься бежать, о чем стараешься не думать - Река...

2

Нет, не следовало, конечно не следовало _так_ напиваться. Во всем
виноват был исключительно Петер; они всей лабораторией отмечали завершение
очередной серии экспериментов, и в гости он ввалился уже вполне на бровях,
да еще и с двумя сильно початыми бутылями неплохого коньяка, сосредоточенный
и неотвратимо намеренный не ограничиться поглощенным. И Томас, как всегда,
не устоял перед напором, и сдался, и выпил, и еще, и добавил, а потом они
добавляли в "Апельсине", и в "Трех греках", и, кажется, в "Белом Слоне" - но
вот тут уже особой уверенности не было, возможно, что и не в "Белом Слоне",
но что добавляли - это точно; и Петер лез целоваться, и рычал, что Маттиас -
сухарь, а Магда - дура, счастья своего не понимающая, и что тошно все на
свете, правда, Томми, а?.. и у Томаса еще хватило сил, как бывало это
всегда, дотащить вяло упирающегося Петера до дому... а вот дороги к себе
домой он уже вспомнить не мог, но, судя по всему, без приключений не
обошлось, потому что скула припухла и кровоточила, а костяшки пальцев левой
руки сбиты, и тьма была такой плотной, что проснуться казалось попросту
невозможным...
Но проснулся он сразу.
Не проснуться было куда сложнее: в комнату ворвались быстрые
железнорукие тени, выполненные в черно-красных тонах, материализовались,
уплотнились, сорвали одеяло, рывком поставили на ноги, надавали для
острастки пощечин, распахнули окно.
Утренний туман зябко охватил ноги.
Стоять было неудобно, и вообще, о каком удобстве может говорить
похмельный, голый, дрожащий, прикрывающий срам перед чеканными ликами
черно-красных, перед их дубинками из красного дерева, висящими на черненых
стальных цепочках? На закругленных толстых концах дубинок - выпуклые