"Владимир Иванович Вернадский. Коренные изменения неизбежны (Дневник 1941 года) " - читать интересную книгу автора

на каждом шагу. Несмотря на эту принижающую обстановку, все-таки работа идет
сколько возможно.
Очень большое впечатление на меня произвела Ротмистрова (моя ученица по
Высшим Женским Курсам начала столетия). Так редко среди женщин - <она>
немолодая - встретишь такую глубину и оригинальность мысли. Надо прочесть ее
работу.

11 мая. Воскресенье.

Холодный май. Сейчас утро. Ясная солнечная погода и 0 в 7 часов утра.
Любопытной чертой нашего времени являются некоторые неожиданные и
непонятные черты организованного невежества - патологическое явление, однако
очень глубоко влияющее на жизнь. Два явления здесь бросаются в глаза.
<Первое. - Запрещение синоптических карт, искажение одно время высоко
стоявшей работы Главной физической обсерватории. Не только не печатаются
карты - исчезли в работе циклоны и антициклоны. Одно время в
"Социалистическом земледелии" - органе Комиссариата земледелия - печатались
данные о температуре, дождях и т. д. Не знаю, печатаются ли они и теперь.
Трудно достать: в киосках Москвы их почти нет. А между тем, несомненно, для
авиации - которая растет - эти данные должны быть.
Но сейчас, мне кажется, мы переживаем какое-то глубокое изменение
климата. Опять - второй - резко аномальный год. Холод и дождь. Приезжие с
юга ворчат о затруднениях машинного и железнодорожного сообщения. Залито
водой - сплошные болота, запоздание поездов.
Второе <явление связано с> географическими картами. Все искажено, и
здесь цензура превзошла все когда-то бывшее. Вредители сознательные и
бессознательные слились. Оппоков[54] сидит из-за своих исследований Днепра,
сделанных до революции. Работы Выржиковского[55] (сидит) полузасекречены.
Дерюгин[56] не мог напечатать карт Японского и Охотского морей. Дурак цензор
<...>[57] ему сказал, когда он показал ему опубликованную японскую карту: "А
может быть, они нарочно это напечатали, чтобы провести нас?"
Шмидт правильно дал Кулику[58] нагоняй <за то>, что он недостаточно
внимательно отнесся к болиду, наблюдавшемуся под Москвой "членом
правительства". Кулик вынужден ехать <на место> сам. При реальных наших
условиях - диктатура "правительства" - это неизбежно.
Начинаю думать, что моя "Хронология" - ценный матерьял для моих
"Воспоминаний", которые, может быть, еще придется написать, - если придется
прожить несколько лет.
Днем Аня прочла мою статью о Гете. Вероятно, опять придется столкнуться
с дурацкой невежественной цензурой.
Третьего дня <был> у Авербаха (мой "ученик" 1890 года!)[59]. Осмотрели
<глаза> со всеми приборами. А вчера - у Бакулева[60]. Ясно, что современная
медицина бессильна в этой области. Авербах говорит, что для моего возраста у
меня глаза прекрасные, а Бакулев ворчал, что изменения так глубоки, что
никакие очки не помогут, а о биноклях они ничего не знают. Медицинское
стекло очень плохое, и врачи не могут добиться, чтобы на это обратили
внимание. Всюду - брак.

12 мая. Понедельник.