"Владимир Иванович Вернадский. Коренные изменения неизбежны (Дневник 1941 года) " - читать интересную книгу автора

гегельянства (ленинизм - сталинизм?), и в 1939 году его экспериментальная
работа была разрушена. Это - течение мысли, проводимое Филипченко, Н.
Вавиловым и Кольцовым.
В 1939 году его лаборатория была из Наркомздрава переведена в Академию
и была фактически разрушена. Ему предлагали сохранить двух научных
сотрудников (одна из них - его жена Садовникова (?)[35]) и вести свою
работу. Но он отказался. Вся работа по евгенике была признана вредной и
ненаучной (!). [Но сам Кольцов продолжал работать. Умер внезапно в
Ленинграде, его жена на другой день здесь, в Москве, кончила
самоубийством][36]. Это - жертва "философских", по существу, религиозных
преследований идеологического характера. Мне кажется, Кольцов стоял в
стороне от философии - но был скорее материалистом, а не скептиком. Его
социал-демократизм был весь в рамках свободы и не перешел в "тоталитаризм"
<форму,> какую приняло большевистское его течение. Для Кольцова свобода
мысли и научной работы - основная <слагаемая> счастья.
В. Н. Лебедев[37] передал мне более точные сведения о его смерти и
последних днях - он с ним и дружил, и работал более 30 лет. Гонения на
Кольцова начались на идейной почве в связи с его увлечением евгеникой
(одновременно с Филипченко, который работал в КЕПСе[38]). Эту работу он
должен был прекратить. Но работу над генетикой и экспериментальной биологией
он вел до последних месяцев. Гонения начались с выступления в "Правде" в
1938 году - при первых больших выборах <в Академию Наук>, где Бах, Келлер и
К выступили с обвинением Берга и Кольцова[39].
По поводу "Проблем биогеохимии. - IV. О правизне и левизне". В
разговоре со мной 17.II.1941 года А. И. Яковлев (разговор записал), между
прочим, указал на роль Вейнберга в Издательстве - образованного, ведущего
все дела. Он считает его самым в политическом отношении вредным. По поводу
<того>, что в "Проблемах биогеохимии. - IV" <на титуле> стоит:
"Ответственный редактор академик В. И. Вернадский" - <это> совершенно
исключительное явление, как будто <у нас существует> возможность печатать
без цензуры. <Разговор с А. И. Яковлевым> напомнил мне, как это <...>[40].
Ко мне неожиданно явились три лица из Издательства, из которых помню
только Вейнберга, с которым у меня был главный разговор. Меня немного удивил
их приезд (был, кажется, заведующий Издательством). Я сказал, что я
абсолютно не понимаю, в чем дело и почему "правизна - левизна" может
возбуждать такое, непонятное мне, политическое сомнение. Вейнберг ответил:
"Вы не ошиблись. Если есть правое, то есть и левое". Я ему говорю: "Вот
видите, какое это глубокое понятие". Он сказал, что книга выйдет. Она вышла
с надписью: "Ответственный редактор академик В. И. Вернадский". Это обратило
на себя внимание. Я обратился к Н. Г. Садчикову[41], и, очевидно, он
приказал.
Издательство умыло руки? И отвело от себя кару?

20 февраля, утро. Четверг.

Упорно - почти бессознательно - "тянет" работать над хронологией жизни,
в аспекте рода моих детей; углубляюсь вглубь (до XVII столетия) и ловлю
момент. Наташа помогает - по письмам, остаткам семейного архива, медленно
приводимого в порядок. <Происходит это> точно стихийно - неужели напишу
"Воспоминания о пережитом", большое значение которых я ярко сознаю. Много