"Лев Вершинин. Сага воды и огня" - читать интересную книгу автора

Хокон-скальд, подняв руку в знак желания говорить. Сказал Хокон: "Хорош
Эльдъяур, не спорит никто. Но можем ли забыть: меч-Ворон у Хохи на ремне!"
И растерялся берсерк. Слово скальда - слово асов, ибо убийце скальда
закрыт путь в чертоги Валгаллы, а что страшнее для викинга?
И заговорили люди фиорда, когда умолк Хальфдан; день спорили они и
разошлись, не сговорившись, и следующий день спорили, и вновь разошлись,
на третье же утро решили: "Пусть в поход пойдут сыновья Сигурда: первым -
Эльдъяур, старший; вторым - Хохи; третьим же Локи пойдет. Чья добыча
больше будет - тот ярл". И было справедливо. Но сказал Локи, наученный
матерью: "Эльдъяур-брат, что мне с тобою делать? Ты ярл. Вместе пойдем.
Мою добычу тебе отдам". И смеялся Хальфдан Голая Грудь: ведь два драккара
больше одного и гребцов на них больше; за двоих привезет добычи сын
Ингрид, мне же не сравниться с ним. Но не нарушил Локи закон и решение
тинга подобное не возбраняло. Потому остался я ждать возвращения сыновей
свейки, они же, снарядив две ладьи, ушли по пенной тропе на север, к
Скаль-фиорду, владетель коего, по слухам, стал охоч до пива и не думал о
незванных гостях; глупец! - ведь золотом, добытым предками его, был
известен Скаль-фиорд.
И долго не возвращались братья. К исходу же первой луны пришел по
суше на ногах, стертых до крови, один из ушедших с ними, Глум, и, дойдя до
ворот горда, упал. Внесенный в палаты, долго пил пиво Глум, а выпив -
спал. Когда же проснулся, рассказал, что не вернутся братья мои Эльдъяур и
Локи, и те не вернутся, кто пошел с ними, ибо взяли их асы в чертог
Валгаллы. Странное говорил Глум. Так говорил: "Плыли мы вдоль берега уже
три дня, правя на Скаль-фиорд; к исходу же третьего, уже во мраке,
сверкнуло впереди. Дверь была перед нами, блестела она и сияла, и вокруг
была ночь, за дверью же открытой - день, и близок был берег; на берегу,
видел я, стояли ансы [ансы - добрые духи, полубоги, слуги асов; обитатели
Валгаллы (сканд.)] в странных одеждах, а дальше высился чертог. Горд
Валгаллы то был, и золотом сияли стены его. И сказал Эльдъяур: правь к
берегу, кормчий. Меня же взял страх, сердце заморозив, и прыгнул я в воду,
когда приблизилась Эльдъяура ладья к кровавому порогу, за которым был
день; прыгнул в воду во тьме и поплыл к берегу, где чернела ночь. И видел
я, как вошли ладьи в день и закрылась дверь, и только ночь окружила
меня..."
Никто не усомнился в правде рассказа: ведь сознался Глум, что из
страха покинул рум и весло, лгать же так на себя викинг не станет. Словно
птица у разоренного гнезда, крикнула Ингрид, дослушав трусливого, и,
крикнув, упала наземь без чувств. Хальфдан же берсерк стоял в
растерянности, не ведая, чем помочь, ибо далеки боги и не страшен асам
благородный гнев.
Молчали люди фиорда, и понял я: вот пришел мой час, иного не будет;
решится ныне - быть ярлом мне или навеки идти гребцом. Ведь долг викинга
встать за брата, пускай даже сами асы обидчики; забывший же обиду презрен.
К богам пойдя, братьев вызволив - над кем не вознесусь? И сказал я: "Хочу
идти искать братьев. Наши обиды пусты, если кровь Сигурда в беде!" Ответил
Хокон-скальд: "Правду сказал ты, Хохи. Иди. Сына посылаю с тобой, Бьярни,
радость седин". И сказал берсерк Хальфдан Голая Грудь, свей: "Хохи-викинг,
Сигурдов сын ты - воистину. Сам с тобой пойду. Чужой же Утробой впредь
никому называть тебя не позволю!" Ингрид же, дочь Гордого Улофа,