"Лев Вершинин. Homo Primus (За 5 минут до полуночи)" - читать интересную книгу автора

крупного явления французской литературной жизни. По мнению исследователей,
эти краткие отзывы и рецензии даже сегодня чрезвычайно интересны. А в
заметках и набросках уже возникали темы главных его произведений -
философской книги "Миф о Сизифе" и романа "Чума".

Посрамить смерть
Война стала для Камю не только испытанием на прочность (он был активным
участником борьбы с нацизмом, бойцом Сопротивления, вместе с Пиа издавал в
подполье газету "Комба"), но и возможностью особенно остро понять суть
контраста между красотой жизни и бессмысленной жестокостью смерти. Далеко не
все идеи Камю мы, все еще пребывающие под тяжким грузом идеологии
Просвещения, способны понять и оценить даже сейчас. Нам продолжает казаться,
что история имеет цель, что прогресс неизбежен и безусловно позитивен, а
смысл жизни состоит в единении (вплоть до слияния) личности с обществом, и
потому мы (европейцы) никак не можем осознать страшный грех коммунизма, а
многие - даже подсознательно и понимая его чудовищную суть - все-таки ищут
замену не оправдавшему себя Молоху. А ведь смысл жизни - если прислушаться к
Камю - прост: он состоит в том, что история никуда не движется и, во всяком
случае, у неё нет никаких целей. Эти цели придумываем мы сами. И подчиняем
им, неживым, придуманным, себя же - не задумываясь, что погубить все
достигнутое так же легко, как погасить мимоходом, без какой-либо злобы свою
или чужую жизнь.
В отличие от миллионов собратьев по виду и социуму, Камю сумел нащупать
и успел ощутить это. А потому, предельно остро сознавая абсурдность бытия,
старался уберечь и себя, и окружающих, и читателей от нигилизма, отрицающего
любые моральные ценности. Представим себе, сказал он однажды, выступая перед
большой левоориентированной аудиторией, человека, осужденного на казнь. Он
знает, что через несколько дней будет убит, но значит ли это, что он
принимает свою судьбу? И тем более что с такой судьбой достойно смириться?
Нет, нет и нет! Ужас, несправедливость, мерзость, смерть абсурдны, и
несмотря на их неизбежность, гордый человек (а человек обязан быть
гордым!) - даже вопреки доводам разума - их отвергает, живет так, будто их
можно победить, презирая и отторгая зло. Ибо так, в конечном счете, живем
все мы, знающие, что в свой час каждому из нас суждено умереть. Этот протест
Камю называл бунтом (la revolte), отличая его от революции: революцию он
отрицал, справедливо полагая, что ее победа неизбежно приводит в итоге к
усугублению насилия, распаду нравственности и моральной дискредитации
лозунгов, под которым все начиналось.
Эту концепцию я бы назвал, наверное, трагическим гуманизмом.
Категорически непримиримая к убийству и подлости "во имя добра", она не
успокаивает человека верой в конечное и обязательное торжество добра, но и
не позволяет ему оправдывать зло прогрессом, не снимает с него личной
ответственности за последствия его поступков. Об этом, в сущности, весь
написанный в годы Сопротивления "Миф о Сизифе", эта мысль отшлифована и
доведена до логического завершения в послевоенном романе "Чума" и книге
"Человек бунтующий". Абсурд, по Камю, всесилен и неизбежен, но - вопреки
всему - может в конце концов быть побежден. Если, конечно, человек, сумев
стать достойным самого себя, поймет, что торжество абсурда страшнее смерти.

Побежденное человечество