"Анатолий Вержбицкий. Творчество Рембрандта " - читать интересную книгу автора

них прощения, наполовину погруженный в наступающую справа мглу. Он
неистовствует и стонет, умоляет о пощаде без надежды получить ее и все же
сохраняет на ярко освещенном, повернутом к нам в профиль и одновременно
наклоненном лице, искаженном душевной болью и тоской, проблески надежды.
Волосы Иуды, выбиваясь из-под крошечной круглой шапочки, торчат
растерзанными пучками, длинные темные одежды разорваны. Он ломает сцепленные
до крови руки, и все его тело скорчено в безумном порыве. И мы невольно
проникаемся щемящей жалостью к преступнику, рембрандтовской жалостью, в
которой невозможно порой найти даже тень осуждения.
Этот пожар в душе осознавшего свое моральное падение человека, кажется
особенно контрастным по сравнению с внутренним состоянием лицемерных
толкователей религиозной нравственности - толстых фарисеев и священников,
рассевшихся на втором плане на полном свету. В их взглядах, устремленных на
рассыпанное серебро, читается одна лишь жадность; некоторые, правда, якобы
забыв о том, что сами оплатили предательство, в "праведном" возмущении
отвернулись от несчастного Иуды.
В отличие от зрелого Рембрандта, экспрессия в этой картине преувеличена
и театрализована. Вместе с тем такая экспрессия обладает уже большой
волнующей силой и, хотелось бы сказать, такой агрессивностью, которую мы
редко встретим в позднем творчестве Рембрандта. Причем и драматическая сила
экспрессии, и ее волнующий агрессивный характер, достигнуты главным образом
с помощью света, который, захватывая погруженные в пространство фигуры и
предметы, направляет и выделяет так называемые акценты, то есть участки с
усилением яркости того или иного тона, то обнажая, то скрывая движения и
мимику фигур, то сгущая формы (высящаяся на втором плане группа
первосвященников между колонн), то растворяя их (фигура отпрянувшего
священника слева и одежды Иуды справа на первом плане).
В этой картине уже полностью отсутствует академическая согласованность
освещения и пространственной композиции. Выразительные взгляды раввинов
вынуждают нас все время обращать взор туда, куда хочет направить его
художник - на деньги и на кающегося Иуду. Так в целях реалистического
воспроизведения жизни, Рембрандт открыл новое выразительное средство,
основанное на светотеневом и психологическом контрасте. Эта картина дает
запоминающееся ощущение реальности того мира, которому Рембрандт всю жизнь
старался придать одновременно и объемную форму, и одухотворенность, варьируя
освещенность и направления взглядов изображаемых людей. Эта картина, как и
все последующие произведения художника, раскрывает содержание
рембрандтовского реализма, который вовсе не сводится к простому копированию
действительности.
Человек - вот единственный предмет его интересов, человека изучает и
наблюдает Рембрандт, изучает, как сосуд, вмещающий сразу и добро, и зло. В
этой картине мы впервые вслед за Рембрандтом постигаем знание о том, что
люди - при всей своей греховности - достойны изучения и привязанности. Выбор
Рембрандтом такого сюжета, как раскаяние Иуды, показывает, насколько отошел
он - как и во всех своих работах на библейские и евангельские сюжеты - от
традиционной религиозной живописи, до него воплощавшей стремления
церковников и феодалов. В качестве запрестольного образа картина Рембрандта
не годится: Иуда, презреннейший из людей, для Рембрандта все же человек,
достойный сострадания, ибо он раскаялся.
"И, пораженный, я свидетельствую, - пишет по поводу этой картины поэт и