"Феликс Ветров. Старая проза (1969-1991 гг.) " - читать интересную книгу автора

что-то...
- 86015-й, - звенит в наушниках, - после третьего маяка курс 240 с
путевой 640. Глиссаду освободим, дадим вам полосу вне очереди.
- Понял, - говорит Лешка и смотрит на Федора.
Пора. Они в Московской воздушной зоне. Гузик берет управление. Прохоров
вылезает из кресла, потягивается и садится снова к чуть вращающемуся
полукольцу штурвала с красной кнопкой экстренного отстрела автоматики.
Теперь Федор будет подстраховывать каждое движение командира. Все понятно и
им обоим, и всем в экипаже: лица сосредоточены и слова редки и коротки.
Через пять минут прибирают обороты турбин, плавно скользя вниз,
пробивают слой облачности, и под ними плывет черная, мерцающая огнями земля.
Вдали небо туманится мутным оранжевым заревом. Москва.
- Глиссада - отлично, - ведет их диспетчер. - Направление - отлично.
Даю условия: видимость - 800... давление 748... Дождь. Полоса мокрая.
Ветер - курс 117... 120.
Впереди, мигая алыми искрами приближаются огни контрольной станции
дальнего привода... четыре километра до полосы... Посадка через минуту.
Включают фары, и сразу становится видно, что шпарит ливень, яркие лучи
уходят вперед. Все, как всегда, - началось тяжко, взлет у предела нагрузки
машины, так и кончится - посадка будет аховая, с пустыми баками. На второй
круг не уйдешь. Прохоров это понимает и лицо его сурово: там за спиной
ровным счетом двести душ.
- Надя, проверь - у тебя все привязаны? - спрашивает по селектору у
старшей проводницы.
Вниз, вниз, вниз. Громадная машина, тяжело проседая в воздухе,
приближается к земле. Огни поселков, станций, дорог проносятся под ними все
быстрее.
Близится пунктирное алое многоточие огней подхода. Лешка выравнивает
самолет. Маяк ближней приводной дудит в уши громко, во всю мощь. Стекла
кабины заливает водой, все в сплошных ударах разбитых капель, очистители
едва поспевают... Ни хрена не видно! Садимся! 60, 40, 20 метров высоты.
Гузик плавно тянет штурвал на себя. Гигантская машина дыбится и ударяет
основными колесами о бетон. Сразу затягивает в сторону. Удержать, удержать
на оси бетонки! Реверс тяги... тормоза... закрылки на максимум...
- Броня, я борт 86015. Произвел посадку.
Воскресенье. Наташа проснулась рано. Первым делом позвонила в
справочную. Сели в 23.08. Отлегло от сердца, и опять стало тяжело.
И вот она сидит у телефона. Ждет звонка. Мама гладит и молчит. Хоть бы
завела свою обычную утреннюю песню, что ли.
Наташа перелистывает "Иностранку". Бегут строчки перед глазами. Что она
скажет ему? Два дня она готовит этот сценарий, а слов нет, нет как не было.
Ведь так им хорошо было с Лешкой. Почти два года счастья. Так откуда же
боль, откуда? Неужели от всех этих разговоров, что она слышит вокруг себя,
от вопросов, советов? А ты думала, Снегирева, что сумеешь не поддаться
всему - и маминым горьким, жалким словам и всему остальному! Не вышло. И вот
сидишь ты, ждешь звонка, будто это и не ты вовсе, а какая-то другая,
несчастная, обиженная неудачница. А ведь сама недавно доказывала таким
неудачницам, что "настоящая любовь не нуждается в формалистике". Вот и
додоказывалась. Вот тебе и "дважды два".
Десять часов. Одиннадцать. Двенадцать. Пора бы ему уже и просыпаться,