"Феликс Ветров. Старая проза (1969-1991 гг.) " - читать интересную книгу автора

В одиннадцать двадцать его вывели из шока. Он застонал от налетевшей
боли, от звона в голове. Вспомнились желтые брызги, хлынувшие из установки,
гром, чернота. Ничего никогда не было страшнее этой глубокой черноты.
"Ах да... - сказал кто-то в нем внутри, - так ведь это - смерть!"
В черноте этой было что-то очень знакомое, естественное, и он понял:
если не рассеется это чувство беспредельного спокойствия, обычности и
простоты, он перестанет быть.
Но вдруг отчаянно залился в плаче Сережка, он наклонялся куда-то,
что-то показывал ему - Марков никак не мог рассмотреть - что. Сын был таким
маленьким, измученным, не по-детски исстрадавшимся, что тот же голос
приказал Маркову: гони, гони, отталкивай эту черноту, отрывайся от нее!
Сережка все ревел, но отчаянные всхлипы его начали удаляться, теряться
в звонком гуле. Чернота медленно отошла, будто кто-то плавно перевел на
реостате ползунок, и замерла вдали полоской непроницаемо темного заката.

После осмотра в приемном покое, посовещавшись, куда класть - в "травму"
или к окулистами - поступившего больного Маркова В. П. отвезли в глазное
отделение.
Койка оказалась мала - ноги высовывались между стальными прутьями.
Несколько раз пыталась медсестра укутать их одеялом, но оно съезжало,
открывая его большие ступни в теплых серых носках. Ему впрыскивали
обезболивающее, но он даже не ощущал уколов иглы - что была эта боль! Она
тонула в другой, неправдоподобной, сжигающей. Голова его была туго
забинтована, и, когда стемнело за окнами, он не увидел, что уже вечер. Потом
пришла ночь, и боль вдруг разом затихла. Он полежал, прислушиваясь к себе,
потом поднял руки, они были совсем легкими, нащупал повязку на голове,
бинты, и тут его руки оказались в других рунах, тонких и горячих.
- Ну-ну-ну-ну!.. - услышал он над собой. - Лежи смирно! Трогать нельзя.
Марков хотел что-то ответить, но не было сил, он только махнул рукой.
"Вера, - понял он. - Вера моя. Значит, ей уже сказали". Он снова протянул
руку к ней. Жена поймала ее, прижала к своим губам, потом к горячей мокрой
щеке.
- Не плачь, - прошептал он. Слезы сильнее побежали по ее лицу. Он
погладил ее по волосам, дрожащим пальцем нажал на кончик носа.
- Я не плачу, - едва могла она проговорить сдавленным в беззвучном
рыдании голосом.
Он осторожно поглаживал ее лицо, она крепко сжимала его большую сильную
ладонь, и редко-редко меж его пальцев вдруг скатывалась слеза.
На рассвете у него снова начался приступ боли, снова забегали сестры,
ввели остро пахнущее лекарство, и Марков уснул. Но даже во сне знал: стоит
протянуть руку - и рядом окажется Вера. А темнота ушла, и, как бы там ни
было, - он жив.
Вера сидела рядом, не отрываясь смотрела на белый шар его забинтованной
головы с просветом для дыхания, на все его большое тело, укрытое одеялом. На
ноги, высунувшиеся за спинку кровати, она старалась не смотреть - столько в
них было беспомощности и несказанной боли.
Он проснулся утром от громких голосов.
- Ну, где он тут, пиротехник ваш? - весело звучал молодой мужской
голос. - Доброе утро, товарищ физик!
- Здравствуйте... - чувствуя, что он невольно с ходу принимает тот же