"Феликс Ветров. Старая проза (1969-1991 гг.) " - читать интересную книгу автора В одиннадцать двадцать его вывели из шока. Он застонал от налетевшей
боли, от звона в голове. Вспомнились желтые брызги, хлынувшие из установки, гром, чернота. Ничего никогда не было страшнее этой глубокой черноты. "Ах да... - сказал кто-то в нем внутри, - так ведь это - смерть!" В черноте этой было что-то очень знакомое, естественное, и он понял: если не рассеется это чувство беспредельного спокойствия, обычности и простоты, он перестанет быть. Но вдруг отчаянно залился в плаче Сережка, он наклонялся куда-то, что-то показывал ему - Марков никак не мог рассмотреть - что. Сын был таким маленьким, измученным, не по-детски исстрадавшимся, что тот же голос приказал Маркову: гони, гони, отталкивай эту черноту, отрывайся от нее! Сережка все ревел, но отчаянные всхлипы его начали удаляться, теряться в звонком гуле. Чернота медленно отошла, будто кто-то плавно перевел на реостате ползунок, и замерла вдали полоской непроницаемо темного заката. После осмотра в приемном покое, посовещавшись, куда класть - в "травму" или к окулистами - поступившего больного Маркова В. П. отвезли в глазное отделение. Койка оказалась мала - ноги высовывались между стальными прутьями. Несколько раз пыталась медсестра укутать их одеялом, но оно съезжало, открывая его большие ступни в теплых серых носках. Ему впрыскивали обезболивающее, но он даже не ощущал уколов иглы - что была эта боль! Она тонула в другой, неправдоподобной, сжигающей. Голова его была туго забинтована, и, когда стемнело за окнами, он не увидел, что уже вечер. Потом пришла ночь, и боль вдруг разом затихла. Он полежал, прислушиваясь к себе, бинты, и тут его руки оказались в других рунах, тонких и горячих. - Ну-ну-ну-ну!.. - услышал он над собой. - Лежи смирно! Трогать нельзя. Марков хотел что-то ответить, но не было сил, он только махнул рукой. "Вера, - понял он. - Вера моя. Значит, ей уже сказали". Он снова протянул руку к ней. Жена поймала ее, прижала к своим губам, потом к горячей мокрой щеке. - Не плачь, - прошептал он. Слезы сильнее побежали по ее лицу. Он погладил ее по волосам, дрожащим пальцем нажал на кончик носа. - Я не плачу, - едва могла она проговорить сдавленным в беззвучном рыдании голосом. Он осторожно поглаживал ее лицо, она крепко сжимала его большую сильную ладонь, и редко-редко меж его пальцев вдруг скатывалась слеза. На рассвете у него снова начался приступ боли, снова забегали сестры, ввели остро пахнущее лекарство, и Марков уснул. Но даже во сне знал: стоит протянуть руку - и рядом окажется Вера. А темнота ушла, и, как бы там ни было, - он жив. Вера сидела рядом, не отрываясь смотрела на белый шар его забинтованной головы с просветом для дыхания, на все его большое тело, укрытое одеялом. На ноги, высунувшиеся за спинку кровати, она старалась не смотреть - столько в них было беспомощности и несказанной боли. Он проснулся утром от громких голосов. - Ну, где он тут, пиротехник ваш? - весело звучал молодой мужской голос. - Доброе утро, товарищ физик! - Здравствуйте... - чувствуя, что он невольно с ходу принимает тот же |
|
|