"Владимир Ветров. Кедровый дух (Повесть)" - читать интересную книгу автора

- Кашивал я раньше, Митрий Лукьяныч. - Раньше, в мальчишках. Но те-
перь, пожалуй, мне и против Варвары не выдержать: силы-то уйма, выносли-
вости не хватит.
- Да уж Варя у меня за парня сходит-правит. Митька чо? Несмыслен и
жидок ишо. Велико ли дело десять годов? А ты что - владенья мои мерять
хошь?
- Да вот: вышли в конец линии, в речку уперлись. Теперь уж до завтра.
Нивелировать с последнего пикета буду.
- Домой, значит, сичас. Айда - подвезу. Мне кой-каки дела справить в
деревне. Аген, сказывали, должон седни примчать из Елгая. Проезжий в
Павловское сказывал: у нас, грит, разверстыват и на вашу целит. Ай-да?!
- Спасибо. Пожалуй что. На ночь едешь?
- Да уж не ране, как завтре к утру. А то и пожже.
Сели, поехали.
- Прощай, Варя!
За версту уж вспомнил Иванов, что оставил сумку на костыле, у сторож-
ки. Тьфу! Хотел-было сказать Королю, но прикусил язык:
"Вот хорошо-то: вечером нарочно верхом съезжу".
Багровым нарывом пухла любовь в его сердце, и рад он был каждому слу-
чаю повидать Варю.
Только перед поскотиной тоинской сказал отцу-Королю про сумку.
- Эка ты. И Варька не приметила. Как же теперь?
- А-а... Отдохну и сгоняю вершнем, - особенно равнодушно протянул
техник. - Далеко ли тут? Верст восемь прямиком-то, не по болотам.
- Возле того.
"И пешком бы сбегал..." - мысленно добавил Иванов.
Забытую сумку Варя увидела взадолге, когда к чугунному рукомойнику
подошла. А как увидела - похолодела, и сердце остановилось.
- Как же это так?.. Бежать - не догонишь уж. А ему, поди, надо...
О-ох! и не надо, так вернется...
На покосе крепкий и клейкий запах - дыханье колосящихся и цветущих
трав (пырейный - хлебный, душицы - девичий нежный, подмаренника - грубо-
ватый мужской) - клейкий и влажный, касается ласковыми взмывами разгоря-
ченных щек и медленно целует глаза, закрывающиеся в истоме: от тяжелой
работы, летнего тепла и отравленного вчерашним тела.
Днем, когда косила, часто застилало глаза. Что это? Падает-ложится
скошенным рядом трава, а издали вздымается марево, тенью накатывается и
вместе со вздохом падает в грудь, в самую глубь ее, а оттуда разносится
струйками болькими, томительными, и руки немеют.
Ветер ли это тенью, теплой, удушливой, набегает по земле и захлесты-
вает незримой сетью?
Тихо она остановится и обопрется на литовку:
"Бежать ли? Уехать и мне домой? Тятька осерчает, - дело бросила...
Митьку послать с сумкой... Мамынька! Рази оставит он?.."
А с ближних согр на ветляные кусты речи бегут:
"...Девонька, девонька! Вырастила-вытянула я тебя до осьмнадцати лет.
И в самой поре ты - ладная. Семену - другому ли кому - добро я, бесцен-
ное, копила-готовила. Смелому да вольному... Кому посулишься"...
- Ой! И сама я не знаю... ничо не знаю...