"Павел Вежинов. Весы" - читать интересную книгу автора

одну за другой. Лидия делала это куда свободнее и естественнее, как любая
женщина, которая не боится показать себя. Она раздевалась не торопясь,
медленно и методично, становилась все более нагой и осязаемой. Вот она
повернулась ко мне спиной, в одних черных, сильно облегающих трусиках. И в
розовых домашних туфельках на каблуках. Наверное, она знала, что делает. Или
не знала, но это все равно. Я смотрел на нее в глубоком изумлении. Я никак
не мог связать воедино увядшее лицо, которое увидел при нашей первой
встрече, с этим молодым, сильным и необыкновенно стройным телом. Потом она
просунула голову в какую-то коротенькую рубашечку с оборками у ворота,
похожую на блузку, и одним жестом сняла то, что оставалось под ней.
Я стоял посреди спальни как пень.
- А твоя пижама вон там, - сказала она спокойно, без капли волнения.
Но все это, конечно, была ложь. Я надел только верх от пижамы и
старательно застегнулся на все пуговицы. Потом снова обернулся. Она сидела
на своей кровати и молча смотрела на меня. Сидела, чуть расставив ноги, - не
бесстыдно, нет, - но все-таки я совсем ясно понял смысл ее позы. Мне
показалось, что ее лицо побледнело и вытянулось. Я боялся смотреть в это
лицо и потому отошел к своей кровати и забрался под тонкое одеяло, обшитое
простыней. Когда я повернулся, она все еще смотрела на меня. Сейчас на ее
лице были видны одни глаза, пылавшие внутренним огнем. Она уже не старалась
скрыть свое волнение.
- Хочешь, я приду к тебе?
- Хорошо, - сказал я.
Но я не хотел этого. Не хотел, не знаю почему, но это правда. Лидия с
напускной неохотой лениво пересекла комнату и села на краешек моей кровати.
Она не сказала ни слова и начала медленно расстегивать мою пижаму. Очень
медленно, может быть, для того, чтобы скрыть дрожь в пальцах.
- А мне не рано? - спросил я. - Мне нельзя делать никаких резких
движений.
- Тебе не нужно ничего делать, дорогой, - сказала она. - Я все буду
делать вместо тебя.
Не хочу описывать, что я пережил. Я только сознавал, как это смертельно
опасно. Она даже не подозревала, что я в любую минуту могу взорваться и
рассыпаться на тысячи кусков, если не я сам, то мой разгоряченный мозг с еще
не зажившими следами травмы. Она ползла по мне как огромная белая гусеница,
липкая, обжигающая своим внутренним жаром. Я чувствовал, что погружаюсь в
некий ад, или в некий гнусный рай, где слова "наслаждение" и "страдание" не
имеют никакого смысла. То, что я испытывал, было выше них или, вернее, вне
их. Какое-то время мне казалось, что надо мной повисла летучая мышь с
острыми, как иголки, зубами и хочет во что бы то ни стало перегрызть мне
сонную артерию. Я не верил, что останусь жив, и все-таки пришел в себя в
какой-то пустоте, где ничего не было, кроме серого, навеки потухшего пепла.
По крайней мере, мне так казалось.
Когда все кончилось, она вернулась в свою кровать. Настолько же быстро
и ловко, насколько медленно шла ко мне. Сначала я не смел шевельнуться, но
потом почувствовал, что мое сердце бьется спокойно и ровно, как у хорошо
тренированного спортсмена. Какого черта мне бояться, в самом деле? Ведь
земля-то общая, она для всех, и для живых, и для мертвых. Но и это - всего
лишь слова, глупые и бессмысленные слова, придуманные людьми, чтобы пугать
друг друга. Раз ты включился однажды в комбинацию жизни, потом уже не